Виктор Шкулёв: «Не просто ностальгировать, а именно делать»

Шкулёв — удивительный человек. Так и не скажешь, что медиамагнат, если не смотреть на туфли и галстуки. Но в Улётах к нему потоком идут люди и несут грибы, картошку и картины. А если постоять рядом с ним на крыльце филармонии, то вокруг немедленно соберётся небольшая толпа, из которой не выбраться. Делает кинофестиваль вопреки всему. Учит меня дипломатичности и гибкости и выбирать выражения, и иногда не выбирать. В интервью «Чита.Ру» Виктор Шкулёв рассказал про особенности Народной премии в Чите и про то, что валить из Забайкалья раньше было не модно, и ещё немножко про любовь к малой родине, которой иногда так нам не хватает.

— Чем премия в Чите отличается от премий в других городах?

— Мне кажется, из всех Народных премий в нашей сети читинская — наиболее такая домашняя. Когда кажется, что вот это всё сообщество — большая забайкальская семья, где все друг друга знают. Где участники внутри себя решают, кто из них лучше, кто слабее, кто успешнее, кто прогрессивнее и так далее. И сами заранее настраивают себя на некий, как им кажется, предсказуемый результат, потому что всё якобы изначально известно. А в итоге, когда народ голосует и результат этого голосования оказывается не совсем предсказуемым, возникают вопросы.

И второе отличие премии в Чите заключается в яркости этих переживаний, в яркости вопросов: а почему так? Что случилось? Мы же лучшие в этом, как это — мы не победили?

— В других городах проще воспринимают поражение?

— Это не поражение. Важно то, что попадание в топ-10 в каждой категории — это уже результат и, может быть, даже самый важный результат и очень важная часть этого проекта. Мне кажется, участники в Забайкалье не до конца прочувствовали ценность этой победы, а это реально победа.

Я уже много раз слышал от участников в других городах, что, когда компания участвует в Народной премии, она сразу для себя ставит несколько целей: первая цель — реально улучшить бизнес, вторая — войти в топ-10 и использовать по максимуму преимущества, полученные от попадания в топ-10. Потому что для большинства — это более реалистичная задача. Третья цель — если получится, победить. Это сверхзадача.

Как мне показалось, такого чёткого расклада в Забайкалье пока нет, и участники бились именно за победу. И это приветствуется, правда. Настрой на победу только приветствуется. Но надо понимать, что, в общем-то, этот проект, в первую очередь, действительно направлен на совершенствование бизнеса. Проект, по большому счёту, сделан для людей, которые пользуются услугами предпринимателей. То есть мы как медиа работаем, как обычно, на нашу аудиторию. И через этот проект помогаем бизнесу быть лучше, то есть фактически делаем лучше жизнь в регионе.

— Как вы придумали делать Народную премию в Чите? Это не миллионник. Это, как вы дипломатично говорите, большая забайкальская семья. Было ли это бизнес-решение или своего рода благотворительность для родного города?

— Чита как раз экспериментальный для нас город, и, прежде, чем решиться на то, чтобы делать этот проект здесь, мы взвесили несколько очень важных составляющих.

Первая — позиция «Чита.Ру» на рынке. Это бесспорно лидирующее медиа в городе, и уровень проникновения «Чита.Ру» очень глубокий. Конечно, это подвигает к столь смелому решению — делать премию в Чите.

Вторая — мы посмотрели, какое количество бизнеса есть в каких сегментах, и поняли, что да, в разных номинациях будут десятки и даже сотни компаний. Да, не тысячи, и, если бы мы были в другом городе, где не было бы такого сильного медиа, о'кей, мы бы могли продолжать размышлять, и в части городов мы так и делаем. Но два этих обстоятельства в сумме дают возможность делать премию. Кроме того, очень важное обстоятельство, когда Народную премию поддерживает власть. В городе не так много инструментов для того, чтобы отметить сильный бизнес. И, когда я рассказал об этой идее губернатору края, Александр Михайлович [Осипов] сразу же сказал: «Конечно, давайте сделаем».

И третья составляющая. Я считаю, что это действительно родной город, куда имеет смысл принести такой проект.

— Когда вы начали вкладывать деньги в Забайкалье?

— Я думаю, в 93-м… Я уехал в 88-м, и потом первое, что я начал делать — помогать родственникам.

— Насколько часто к вам сейчас приходят с просьбами о помощи?

— Наверное, где-то раз в неделю мы обсуждаем какие-то забайкальские вопросы. Но дело в том, что сейчас это не завязано лично на меня. У нас всё-таки создана некая система, в центре которой находится Забайкальское землячество.

— Кто его придумал?

— Предложил возродить в этом виде Гениатулин (первый губернатор Забайкальского края Равиль Гениатулин, управлял регионом с 1996-го по 2013 год. — Прим. ред.), он инициатор. Вообще, Забайкальское землячество было и раньше, в позднее советское время. Состояло оно из ветеранов партии и комсомола в столице — тех, кто когда-то уехал из Забайкалья. Они регулярно встречались, общались, приезжали в Забайкалье на встречи. И вот Гениатулин пришёл с этой идеей — мол, возглавь это движение.

— Кем вы тогда были?

— Кем я тогда был… А я уже работал в своём бизнесе. Это была уже наша компания Shkulev Media Holding, тогда она называлась «ИнтерМедиа Груп».

Я с ним какое-то время пообсуждал, поотказывался, потом в конце концов согласился. Сказал: единственное, что мы не будем создавать землячество как ветеранскую организацию. Всё-таки это должно быть такое комьюнити людей, действительно объединённых малой родиной, и должны участвовать те, кто действительно может как-то помогать. У кого будет желание что-то делать. Не просто ностальгировать, а именно делать.

— Какому проценту из тех, кто приходит за помощью, вы помогаете?

— Я никогда не считал. И важно, что здесь очень много нематериального. Кому-то нужно с кем-то познакомиться, бывает, что надо найти варианты, как оказать медицинскую помощь. В землячестве есть небольшой аппарат, кто-то отвечает за бизнес, кто-то за культуру, кто-то за искусство, кто-то за спорт.

— А всё же — сколько денег?

— Мы действительно не акцентируемся на этом. Ну, в течение года десятки миллионов рублей. Мы же работаем с проектами: кинофестиваль, книгоиздание, поддержка спорта.

В моих родных Улётах мы в прошлом году сделали проект детской библиотеки. Сейчас обсуждаем с главой района Александром Синкевичем проект по благоустройству. У меня здесь случилась сделка в Новосибирске, средства от которой я направляю на благотворительность.

— Почему?

— Ну, потому что это было связано с международным партнёрством, и партнёры, с которыми мы делали бизнес в Новосибирске, это была типография, из этого бизнеса вышли. Мы его в итоге продали, и я считаю, что эти норвежские деньги пригодятся в разных местах, в том числе сможем сделать Улёты лучше.

Мы сейчас обсуждаем программу благоустройства в центре Улёт, начнём с улицы Кооперативной, это одна из центральных улиц. Сейчас всё подготовим к реализации, решим все вопросы проектирования. А по весне стартуем — будет удобная, комфортная для проживания улица, тротуары, освещение, водоотливы.

Я со дня на день получу от главы района проект. И думаю, что на следующей неделе сделаю платёж, чтобы у него уже было понимание финансовое.

— Был ли у вас план вернуться в Улёты, когда вы уезжали? Или вы сразу понимали, что будете строить карьеру сначала в Чите, а потом в Москве?

— Это же было детство, юность. Тогда не очень задумываешься о будущем. Тогда была задача поступить в институт. Мне кажется, мы были настолько наивными тогда, что мысли о карьере пришли потом.

— А было тогда в тренде валить из Забайкалья?

— Нет, не было. Вот в том окружении, где я рос, наоборот. Мы были так сильно привязаны к своим родным местам. Вот я поступил в институт, родители ещё жили в Улётах. Я почти каждую неделю приезжал на выходные.

— Говорят, иногда даже приходили.

— Да, однажды под Новый год прошёл около 40 километров в попытке сесть на попутку (смеётся).

— Как вы думаете, если не помогать Улётам, Укурику, каким-то ещё населённым пунктам в Забайкалье, какова их судьба?

— Ну я всегда верю в то, что государство развивается, и у него будут деньги на развитие.

— Ну, вот в девяностые годы вы думали, что Улёты будут развиваться?

— В 90-е я думал о своих родственниках. Но позднее начал думать о том, что всё-таки, если у тебя есть нечто, чем ты можешь поделиться, то, наверное, это надо делать.

— Во сколько лет?

— Тогда, когда у меня стали подрастать дети, которым, мне кажется, я хотел дать что-то, что бы их побуждало шире смотреть на мир.

— Серьёзно из этого исходили?

— Ну да. Мы с младшей дочерью поехали в Улёты, потому что я хотел показать ей место, где я вырос. Потому что она в 11 месяцев приехала в Москву и ничего другого не знала. Конечно, трудно представить по рассказам Забайкалье, Улёты, если ты выросла в центре Москвы. Хорошо, что старшая дочь хотя бы первый класс окончила в Чите. И мы приехали с Леной, я ей показал, где мы жили, школу, в которой я учился. Мы приходим, и я вижу, что что школа… в таком слегка запущенном состоянии.

И она меня спрашивает: «Ты здесь учился?» А я ей до этого рассказывал, какие у нас были замечательные учителя, какие были ребята, которые окончили школу, поступили в разные институты, получили образование, кем-то стали. И вот она у меня смотрит на эту школу и говорит: «А как же вот в этой школе можно было получить хорошее образование?»

— Какой был год?

— Какой-нибудь 2000-й. Ей было лет 12. Мы стоим с ней на крыльце, обо всём об этом говорим, и навстречу идёт одна из моих учительниц. Мы встали, разговорились. Едет мимо директор школы, с сенокоса. Мы с ним поговорили, и в итоге всё закончилось тем, что я сказал: «Ну давайте тогда я чем-нибудь буду помогать школе». И мы с Алексеем Сергеевичем Молчановым, он долгое время был директором, определились, чем помочь. Начали ремонт делать, компьютерный класс оборудовать.

— Церковь в Улётах как будто бы вы тоже профинансировали?

— Да, попозже я познакомился с Владыкой, тогда это был Владыка Евстафий. Он мне рассказал, что есть проект церкви, что определились с местом, выкопали котлован, денег нет, давай поучаствуем. Я пришёл участвовать.

— Сколько вы вложили в Улёты?

— Я не считаю и считаю, что об этом не стоит говорить. Я по-человечески к этому отношусь.

— Что делать сёлам, посёлкам, деревенькам, в которые никто не вкладывает?

— Искать решения.

— Улёты вашей юности и нынешние — отличаются друг от друга или они примерно одинаковые?

— Примерно одинаковые, но меняются поколения, и поколенческую разницу я вижу. Вижу, как мыслят и строят свою жизнь улётовцы моего поколения. Вижу молодое поколение. Думаю, что поколения людей, меняясь, в чём-то могут менять мир.