«Очень круто выйти в степь, где на 20 километров нет ничего, даже туалета». Чем Забайкалье может привлечь туристов

Директор Центра развития туризма Юрий Скоробогатов известен в Забайкалье тем, что проводит фестиваль «ЗабСап» на Арахлее, возглавляет гребное сообщество и организует массовые сплавы. Еще он возродил региональную игру «Зарница» и создал реестр туристических маршрутов «Открой Забайкалье». По мнению Скоробогатова, наш край, которому есть что показать жителям других регионов, сейчас проходит период становления туристической отрасли, ему придется преодолеть долгий путь, который в свое время прошли Алтай и Байкал. Об основных проблемах, которые сейчас стопорят развитие туризма в крае, Скоробогатов побеседовал с редактором «Чита.Ру» Андреем Козловым.

Ниже приводится отредактированная расшифровка «Редколлегии» от 18 апреля.

— Интуитивно всем кажется, что туризм в Забайкальском крае невозможно сделать бизнесом, на котором можно зарабатывать и развиваться. А как ты думаешь?

— На мой взгляд, и даже по опыту общения с коллегами из других регионов, именно активный коммерческий туризм — это та ниша, где высокая конкуренция и очень большие деньги. А есть туризм тот, которым занимаемся мы, — это активный или экологический, как его сейчас модно называть, туризм. Когда-то он начал развиваться на Алтае, на Байкале, в Приэльбрусье, на Кавказе, на Камчатке.

В Забайкалье он развиваться может. Но, на мой субъективный взгляд, он будет развиваться с того момента, когда сюда зайдет какая-нибудь крупная федеральная компания, которая наведет порядок на рынке. Если сюда зайдет, допустим, компания «Странник» (федеральный клуб путешественников. — Прим. ред.), один из самых крупных, наверное, операторов в активном туризме по России, рынок изменится и он начнет расти еще больше.

— А что должен поменять этот условный «Странник»?

— В правовом поле они очень жестко наведут порядок. Сейчас я могу просто собрать список компаний и людей, которые у нас занимаются активным туризмом, пойти в налоговую, Роспотребнадзор и так далее и начать жаловаться. Но я понимаю, что для меня как для забайкальца это неправильно, к тому же они сделают то же самое и начнут мою компанию, условно, душить. Поэтому мы все соблюдаем нейтралитет друг с другом.

Но если зайдет федеральный игрок, который сразу же всех конкурентов просто уничтожит в пыль, рынок заглохнет буквально на полгода, и у нас сразу появятся операторы в сегменте активного экологического туризма, в компаниях появятся сотрудники, которых сейчас нет.

Ну и плюс — не будет самостоятельных гидов и экскурсоводов. Потому что для того чтобы содержать юридическое лицо, даже ИП, цена уже будет выше. То есть если это туроператор, то обязательно ООО. А это автоматически директор должен быть обязательно трудоустроен плюс бухгалтер на постоянной. Кроме того, юридический адрес должен быть, то есть офис, взносы в Российский союз туроператоров и так далее. Там нагрузка финансовая очень большая. И представь, какая цена у гида, который за 300 рублей ведет, ему только себя надо содержать как самозанятому, и у компании, которая должна содержать ООО?

И мы, когда только затевали всю эту историю, думали, что сейчас мы станем туроператором, рванем такие, на рынке будем самые крутые. А потом встретились с суровой действительностью и третий год постоянно высчитываем, просматриваем. И сейчас мы больше идем к тому, что зайдем под другую компанию, причем под московскую, не под местную, которая является туроператором, и будем работать под ее эгидой.

— Если мы говорим с тобой про экологический туризм, есть вообще в Забайкальском крае, в Чите, те, кого ты называешь туроператорами в настоящий момент?

— По идее, любой туроператор может нанять, допустим, инструктора какого-то и открыть ветку у себя в экологическом туризме.

— Но они есть?

— Нет.

— А вы кто?

— Индивидуальный предприниматель, который оказывает экскурсионные услуги.

— Вы на законных условиях оказываете?

— Да.

— Чем вы отличаетесь от туроператора?

— Не можем создавать туры.

— Но когда ты говоришь о маршрутах «Открой Забайкалье»...

— Мы некоммерческая организация, которая разрабатывает эти маршруты в том числе для компаний, для юридических [лиц].

— То есть вы создали этот маршрут, его нужно как-то описать...

— Его нужно описать, промаркировать, но это отдельная история. Вообще, весь российский туризм идет к стандартизации: есть, допустим, маршрут, привозится специалист с профильным ведомством, этот маршрут получает аккредитацию, на нём могут работать один, два, три, четыре туроператора, и плюс по этому маршруту уже готовятся гиды-экскурсоводы.

И мы со стороны некоммерческой организации пытаемся в том числе упростить работу нашему Минэку (Министерство экономического развития Забайкалья. — Прим. ред.), им помочь, потому что они больше работают в туризме с размещением: это Китай, это прием групп гостей, это автобусные экскурсии. А в экологическом туризме вся наша тусовка, ряд компаний старается максимально им помогать. Активный туризм очень сильно растет. Если не ошибаюсь, на 28% рост только за прошлый год, а в момент пандемии был бум до 50−60%.

— Возвращаюсь к этому условному «Страннику», пускай это будет имя нарицательное в нашей беседе. Ему есть ради чего заходить сюда, к нам, в Забайкальский край?

— Да.

— А зачем «Страннику» идти сюда? Что у нас тут есть?

— За прошлый год, если мы посмотрим официальные отчеты, у нас на севере Забайкалья было всего две или три официальных туристических группы. Но если мы откроем различные генераторы, которые подбирают туры, и вобьем «Забайкальский край», мы увидим, что существует тур под названием «Жемчужина Забайкалья. Чарские пески», который длится три дня всего. Туда возят компании из Санкт-Петербурга, Москвы, Екатеринбурга, Красноярска, Иркутска, Улан-Удэ, и поток туристов там очень большой. И даже лыжный туризм зимний по Кодару растет. Север Забайкалья я считаю такой небольшой автономией, да простят они меня. Потому что мне, допустим, даже как туристу намного проще уехать в Бурятию, чем на фестиваль «Кодар».

То же самое с водным туризмом. Если посмотреть отчеты по рекам, в принципе, по Забайкалью, 90% отчетов и описаний рек — это северная часть Забайкалья. Туда очень много едут из Москвы, Питера, то есть из западной части. Наши водники туда ездят редко, потому что нам проще сесть, допустим, на поезд, уехать на реку Снежную (река в Бурятии и Иркутской области, самый крупный и многоводный водоток, стекающий с северного склона Хамар-Дабана в озеро Байкал. — Прим. ред.) или на реку Утулик (река в Бурятии и Иркутской области России, впадает в озеро Байкал. — Прим. ред.) и посплавляться там. Да что там, даже на Алтай проще нам уехать сплавляться, чем со всем снаряжением попасть к нам в Чару.

— Ты упомянул реки, которых в Забайкальском крае хватает для водного туризма. Что еще?

— Ламский городок (живописный скальный район, памятник природы регионального значения в Красночикойском районе, в границах буферной зоны Байкальской природной территории. — Прим. ред.) сейчас — это такая точка, которая очень активно три месяца мусолится в узких кругах. Это очень крутая точка притяжения. Но опять-таки из Бурятии, из Улан-Удэ туда добраться проще, чем из Читы.

Я как-то имел неосторожность упомянуть, что Чита для подавляющего большинства крутых маршрутов в Забайкалье не является транспортным хабом, за что, естественно, меня очень сильно невзлюбили, потому что якобы все туристические маршруты должны строиться исключительно только через Читу.

У нас был опыт работы недалеко от Ламского городка. Мы организовывали частный сплав с привлечением вертолетов и так далее. И мы понимали, что нам из Бурятии намного проще арендовать вертолет, чем в Чите.

— Что должно измениться, чтобы что-то пошло в гору?

— Это всё работает как снежный ком. И мы проходим сейчас путь, который когда-то проходили Алтай, Байкал. Показательная история — «Лед Байкала» (туристический проект, в рамках которого организуются путешествия на озеро. — Прим. ред.), который только появился, туда приехали блогеры, показали, и все туда рванули. То же самое было с Чарскими песками. Если вдруг откроется Ламский городок, всё это будет так работать. То же самое работает с пещерой Хээтэй (комплекс пещер, находящийся на юго-востоке Забайкальского края, на границе Ононского и Моготуйского районов. — Прим. ред.).

Люди из западной части страны указывают на то, что для них очень круто выйти в степь, где на 20 километров нет ничего, даже туалета. И мы, бывает, едем, они: «О, коровы, давайте остановимся», и мы 30 минут фотографируем коров.

— Есть ли в Забайкальском крае силы, которые пытаются систематизировать этот процесс? Или это всё-таки стихийная история?

— Юлия Юрьевна Иванова — официальное лицо туризма в Забайкальском крае, заместитель министра экономического развития. На мой взгляд субъективный, кто-то может со мной не согласиться, она проделала очень большую работу, хотя мы с ней тоже очень часто спорим на многие темы. И был период, когда не было понимания, куда она вообще ведет этот туризм. То есть тут что-то сделалось, тут что-то сделалось. А сейчас, оглядываясь назад, [понимаю], есть четкая линия, по которой она идет и тащит забайкальский туризм, и он растет действительно. И на каждой встрече она нам [говорит]: «Надо становиться туроператором», прям вот так.

— Вот она тебе говорит становиться туроператором, но ты, судя по твоей логике, не намерен этого делать, а намерен под кого-то зайти.

— Да, но это же предпринимательство, я должен предпринимать какие-то действия. Я же могу, как это принято говорить, «вчерную» работать, внаглую, но я не хочу.

— А почему не хочешь?

— Это неправильно. Сейчас в пещере Хээтэй кто-нибудь, не дай бог, конечно, сломает себе позвоночник или погибнет, или когда женщина на маршруте сломала ногу (в конце февраля сопровождавшая группу детей на туристическом маршруте женщина сломала ногу в районе спортбазы «Орбита». — Прим. ред.), я, когда только увидел новость, понял, что сейчас в любой момент все контрольные органы могут начать трясти всех.

Зачем мне этот лишний стресс каждодневный, если я вышел работать «вбелую» и мои коллеги по цеху вышли работать «вбелую», и мы уже конкурируем за счет рекламы, за счет наполнения, а не за счет того, что этот коллега пошел за 300 рублей повел, а нам, чтобы всё это содержать, нужно огромное количество денег.

— Чем отличается в этом смысле от нас та же Иркутская область? Это самый близкий пример и самый яркий, безусловно. Мы каждый год ездим на «Стрелку» — это огромный туристический лагерь на реке Белый Иркутск, с которого стартуют все альпинистские маршруты на горы Восточного Саяна. Что там произошло такого, что это превратилось в некое подобие цивилизованного туристического бизнеса?

— Всё это пошло со спортивного туризма, который в Иркутской области был и есть намного развитее, чем у нас. Разнообразие маршрутов более красивых и их доступность выше. Если мы заезжаем в Тункинскую долину, можно не останавливаться. На тот же Аршан приехал, вот тебе пик Любви, Трехглавая, Галина — можно на неделю уехать. У нас, чтобы на такой же пик Любви подняться, нужно уехать куда-то в северную часть Забайкалья, а туда чтобы уехать, это надо отдельный квест [пройти].

— А что с точки зрения организационных усилий? Там как-то по-другому это или ты не знаешь?

— Там есть ряд компаний, которые тесно сотрудничают с государством, есть ряд компаний, которые от государства скрываются. У нас, в принципе, история та же самая, только поменьше. Если опираться на различные федеральные конкурсы «Маршрут года», «Лучший туристический сувенир», многие, может, удивятся, но Забайкалье входит в топ лучших маршрутов России.

У нас как вообще зародилась компания? Мы ездили в том числе с иркутянами, с бурятами и так далее и видели, как они работают. Я безопасник прям до мозга и костей, меня это очень сильно бесило. Мне чего-то не хватало, мы приехали и просто сделали один поход, восхождение на Чертов пик, и туда я засунул всё то, чего мне не хватало там, в этих походах.

— Мне еще интересна история про ребят, которые водят людей на маршруты, по-моему, не до конца понимая степень ответственности. Я даже на Светлой (сопка на окраине Читы. — Прим. ред.) периодически вижу людей. Понятно, как воспринимается Светлая, это просто сопочка, причем с наглухо пробитой тропой. Но я понимаю, что там есть места, которые, несмотря на очевидную безопасность, могут кончиться сломанной ногой в лучшем случае.

— Знаешь, сколько нужно человек, чтобы вынести из леса, допустим?

— Мне недавно говорили, 17 спасателей. Я знаю, как это выглядит, и принимал участие в тренировках по вытаскиванию людей. И представляю, насколько это сложно. По-моему, те люди, которые водят людей по маршруту, не имея соответствующей подготовки, а она необходима, всё это, по-моему, до первого раза, пока кто-нибудь ногу не сломает и кого-нибудь не посадят. Насколько ты оцениваешь критично эту ситуацию?

— Это рано или поздно произойдет. Мы этого не избежим. Причем неважно, будут это самостоятельные туристы, хотя сейчас юридически, даже если я просто друзей позвал, я уже организовываю поход. Это случится, и а-та-та будут получать вообще все, никто не спрячется.

— Насколько много этих людей, которые, не имея подготовки, начинают водить?

— Тут юридический вопрос, государство сейчас идет к тому, что должны быть аккредитованы экскурсоводы. Если мы с тобой на два дня пойдем, я должен быть инструктором-проводником с соответствующими документами. Но как это часто бывает, опять-таки мое субъективное мнение, это всё превратилось в бизнес. Потому что я могу за 6 тысяч рублей купить себе уже документы, что я прошел полноценное обучение, прийти и сдать аккредитацию.

Этот выпуск «Редколлегии» вызвал неоднозначную реакцию в профессиональном сообществе. Как написал Юрий в своем телеграм-канале, его заклеймили «негодяем, пытающимся задушить рынок туризма в регионе, а-ля Танос, щелкнув пальцами».

В комментариях к посту Андрея Козлова в его телеграм-канале «Журнал наблюдений за живой природой» тоже пришли недовольные.