Весь поселок требовал для нее расстрела. Забайкалка совершила чудовищное преступление в 60-е годы

Пресс-секретарь Забайкальского краевого суда Виктория Михайлюк продолжает рассказывать о громких преступлениях и занимательных событиях прошлого, которые происходили в разные годы в Забайкальском крае и не только.

Имена в публикации изменены.

«Этим женщинам нет места среди людей! Казнить их!» — скандировали под аплодисменты почти пятьсот человек поселка Оловянная, которые собрались на общее собрание граждан летом 1964 года. Даже прокурор на суде попросил расстрелять одну из них. Что же сделали 24-летняя Марина К. и ее подруга — 26-летняя Лариса М.?

Во второй половине января 1964 года соседи, знакомые и родственники Марины К. заметили, что у нее исчез сын. Макару, так звали ребенка, был 1 год и 3 месяца. На момент пропажи сына Марина жила одна: почти год назад она развелась с мужем и по хозяйству управлялась сама, изредка пускала в дом квартирантов. В 20-х числах у нее поселилась Лариса М., которой негде было жить. Когда Марина работала, то отдавала сына сиделке за оговоренную плату. Последний раз она забрала Макара как раз от нее, и было это 19 января.

Тревогу забила сестра Марины: «В начале февраля я пришла к ней и сразу заметила, что Макара нет. В это время у нее дома проживала какая-то женщина. Я Марине сказала, чтоб она привела ребенка ко мне в субботу, она сказала — хорошо, но так в тот день и не пришла. Я снова к ней сходила, дверь дома была заперта, я поговорила с соседями и спросила их о племяннике, но они сказали, что, по словам Марины, Макар якобы у меня. Когда я это услышала, мне стало жутко, и я пошла в милицию».

Сразу же, 11 февраля, было возбуждено уголовное дело. Стали допрашивать и саму Марину, и тех, кто с ней общался. Одна из соседок призналась, что в конце января к ней «пришли Марина и Лариса и принесли вещи ребенка, потому что лишние. При этом К. сказала, что отдала сына свекрови». Муж Марины, который после развода жил со своей матерью, сказал, что они не видели Макара уже очень давно и никто им ребенка не отдавал.

Следователи опросили женщину, которая нянчила Макара, пока его мать была на работе. Вот что та рассказала: «Я очень привязалась к ребенку, он был спокойный и очень смышленый. Марина, бывало, вообще могла на ночь оставить Макара у меня без предупреждения, но я ничего не имела против, так как мальчик был смирный. В последний раз, когда она забрала Макара, она меня спросила: „Ты не знаешь, кому можно отдать ребенка насовсем?“ Видя мои удивленные глаза, она быстро свернула разговор и ушла. Была она с подругой Ларисой. Через несколько дней я забеспокоилась о Макаре и пришла домой к К. У них полным ходом шла гулянка. Дома были какие-то мужчины, и меня даже не пустили на порог».

Первая версия Марины

Следователи взяли Марину К. под стражу, и начались допросы. Сначала она стала рассказывать, что к ней домой якобы пришла семейная пара из Читы: супруги попросили отдать им ребенка на усыновление. Она отдала ребенка, а их адрес не спросила, так как не планировала отслеживать дальнейшую судьбу сына. Сначала этому даже поверили, потому что жительница поселка Оловянная — Ирина Н. — рассказала, что как раз 20 января утром видела, как на станции по путям шел «мужчина в телогрейке и валенках, нес в руках большой сверток, а из этого свертка снизу торчали маленькие ножки в темных обутках».

Полетели запросы в органы ЗАГС, на которые был получен ответ: усыновления детей в возрасте 1–2 лет в 1964 году не производилось.

Надежда обнаружить мальчика живым таяла с каждым днем. Марина стала путаться в показаниях, а потом резко их поменяла, выдав совершенно чудовищную версию.

Вторая версия Марины

«Я отравила своего сына Макара. Сделала это из-за того, что мой знакомый обещал на мне жениться. Я взяла бутылочку уксусной эссенции, налила в стакан и дала выпить Макару. Он начал мучиться, а потом умер. Я завернула его в шаль, унесла к Онону и бросила в прорубь».

Этой версии она придерживалась недолго, потому что быстро выяснили, что в том месте, которое она указывала, никто прорубь не вырезал. Оперативная группа начала опрашивать ухажеров Марины, знают ли они что-то о ее сыне. В поле зрения попали трое.

Третья версия Марины

«Моего сына убил Витя Г., который сказал: „Давай порешим ребенка, иначе я тебя замуж не возьму“. В тот вечер мы пили, я опьянела и легла на койку, а он задушил сына и куда-то унес. Где тело сына, он мне не сказал».

Следователи на тот момент уже точно выяснили, что ребенок пропал в период с 21 по 27 января, и Виктора Г. спасла от оговора… его покойная бабушка, которую он ездил хоронить в Борзинский район как раз в эти даты, о чем свидетельствует запись акта о смерти.

Пока Марина плодила версии пропажи сына, оперативная группа буквально по крупицам обыскивала дом женщины. Так, из печи выгребли золу, в которой обнаружились фрагменты обгоревших косточек. «Это свиные ребрышки!» — заявила на тот момент уже подозреваемая в убийстве сына Марина.

Врач-хирург Оловяннинской районной больницы дал заключение, что кости принадлежат человеку примерно полуторагодовалого возраста. Чтобы устранить все сомнения, экспертизу было решено провести повторно уже в Читинском бюро судебно-медицинской экспертизы (СМЭ). Там сделали вывод, что это косточки плода внутриутробного развития, которому было примерно 8 месяцев. Марина ухватилась за эту спасительную ниточку и заявила, что делала себе криминальный аборт, после чего сожгла останки.

Было решено провести еще одну экспертизу. Обратились к главному судебно-медицинскому эксперту Министерства здравоохранения РСФСР, заслуженному врачу РСФСР и кандидату медицинских наук Вячеславу Кирилловичу Дербоглаву. Вот что было написано в его экспертном заключении:

«На судебно-медицинскую экспертизу поступили вещественные доказательства, упакованные в папиросной коробке, оклеенной бумагой. По вскрытии коробки были обнаружены на вате мелкие осколки и крошки сильно пережженных костей. Размеры осколков настолько малы, что не дают возможности определить их видовую принадлежность, но анатомически это, по-видимому, фрагменты ребер. Комиссия считает необходимым отметить, что материал пересылался в недопущенном виде — конверте, вследствие чего остатки костей переломались и истерлись по дороге. Исходя из данных заключений врача-хирурга Оловяннинской районной больницы и заключений Читинского бюро СМЭ, следует сказать, что заключение врача-хирурга о том, что „кости относятся к костям человека примерно в возрасте полутора лет“, является более правильным. В Читинском бюро СМЭ при определении возраста по костным останкам не учли, что под влиянием высокой температуры размеры костей уменьшаются до 10% от своей первоначальной величины, вследствие чего второй экспертизой и был установлен возраст младенца 8 месяцев внутриутробной жизни».

Лариса познакомилась с Мариной примерно за месяц до пропажи ребенка. Прежняя хозяйка квартиры, которую снимала Лариса, ее выставила. Лариса присматривала за дочерью хозяйки и, не уследив, оставила входную дверь открытой, из-за чего девочка сильно простудилась. Это и стало причиной того, что Ларису, как говорится, попросили. Знакомые порекомендовали ей обратиться к Марине, и девушки замечательно сошлись: обе любили компанию мужчин, да чтоб и выпить было что. Надо сказать, что Лариса замуж выходила четыре раза! Детей у нее не было — жила как перекати-поле.

Марину взяли под стражу в феврале, и только в середине июня она рассказала в очередной раз, как было дело.

Четвертая версия Марины

«Моя подруга Лариса М. в один из вечеров мне сказала: „Вот не было бы у тебя пацана, мы бы с тобой куда-нибудь уехали. Вот у меня сестра соской удавила ребенка в возрасте двух месяцев, и ей ничего за это не было“. Я спросила ее: „А мы-то что со своим сделаем, он же уже большой“. „Один раз молотком стукнем, и всё“, — ответила она. Лариса взяла молоток и стукнула его по головке. Потом и я тоже. Мы его сразу убили. Стали думать, куда же теперь его девать. Лариса сказала, что надо сжечь, потому что хоронить опасно — найдут, да и зима. Я затопила печь, М. разрубила Макара на две части в длину, а кишки завернула в тряпочку. В печку крупные части всё равно не входили, мы разрубили его еще поперек».

Следователи были шокированы подробностями, о которых заявила Марина, и, учитывая чудовищность произошедшего, стали сомневаться в ее нормальности. Была проведена судебно-психиатрическая экспертиза, которая показала, что она вменяема.

Ларису М. тоже взяли под стражу, но она категорически отрицала свою причастность к гибели Макара. Девушки даже подрались на очной ставке. «Я не признаю себя виновной, потому что первый раз ночевать на квартиру пришла к К. 29 января, и уже тогда Макара у нее не было», — говорила Лариса.

Когда стали известны подробности преступления, жители поселка Оловянная готовы были сами линчевать женщин. Вот выдержки из протокола общего собрания граждан, на которое пришло почти полтысячи человек:

— Я возмущена зверским поступком этих женщин! Нет в них ничего человеческого, они потеряли право жить среди людей! Расстрелять их!

— Как они могли так зверски убить беззащитную крошку! Они опозорили святое имя матери!

— Жаль и обидно, что в нашем поселке случился такой гнусный факт. Разве может быть матерью женщина, которая подняла руку на своего ребенка? Он на нее смотрел ласковыми детскими глазенками, она должна была бы дать ему тепло и ласку, а она убила его. Даже над мертвым еще глумилась, отрубая голову, руки и ноги!

Звучали и такие слова, которые актуальны и сегодня:

— Родить — это еще не стать матерью. Мать — это святое имя, мать отдает детям всё: любовь, сердце. Я призываю всех не молчать об уродливых явлениях в семьях — и в своих, и соседей, чтобы вовремя их устранить и не калечить судьбу детей. Я призываю всех женщин, особенно имеющих жизненный опыт, больше уделять внимания молодым матерям, помогать им!

— Эти подонки потеряли право жить. Я за то, чтобы дать им высшую меру наказания!

И приписано: «В зале аплодисменты и крики „Расстрел им обоим, расстрел, расстрел!"»

Стоит отдать должное группе следователей, которые распутывали это дело. Путем многочисленных сопоставлений свидетельских показаний они выяснили, что Ларису Марина К. тоже оговорила, и та к убийству ребенка непричастна, о чем и заявляла с первых дней, как только ее стали обвинять. Она действительно стала жить у Марины, когда ее сына уже не было. А сам факт посещения квартиры, когда Макар еще был живой, не может являться доказательством ее виновности в убийстве.

Обвинения с Ларисы М. были сняты, и на суде она выступала уже в качестве свидетеля.

«В конце января 1964 года подсудимая К. с особой жестокостью убила своего сына Макара: в ночное время с целью убийства сына ударила его молотком по голове, а затем расчленила труп сына и сожгла в печи», — огласил судья.

В судебном заседании Марина К. по-прежнему настаивала на том, что ее подруга участвовала в убийстве ее сына. Она отказывалась отвечать на вопросы суда и выступила лишь в последнем слове, когда услышала, что общественный обвинитель и даже прокурор просили суд назначить ей высшую меру наказания — расстрел.

Она сказала: «Посадите меня в одиночную камеру на продолжительное время, только сохраните мне жизнь…»

За всю историю СССР казнили только трех женщин: Антонину Макарову — за военные преступления, Берту Бородкину — за систематические хищения социалистической собственности в особо крупных размерах и Тамару Иванютину — за 13 отравлений со смертельным исходом.

Суд не стал назначать Марине К. высшую меру наказания, дав ей максимально возможное лишение свободы в исправительной колонии — 15 лет.

По документам, которые находятся в архивном уголовном деле, в 1978 году, спустя 13 лет после приговора суда, она всё еще отбывала наказание в Кемеровской области.