Динмухаматович

Утром за дверью студенческого театра-студии «Странник» было всякое. Кто-то отсыпался, кто-то пел, кто-то качал ногой, кто-то играл в карты, кто-то целовался и всё остальное тоже. Да, вместо учебы. Ну учиться мы, конечно, тоже учились. Расходились на свои самые важные пары, историки — на Мошкину, филологи — на древнерусский, журналисты — на Агафонову. У пиарщиков важных пар не было, но они делали вид, что у них невероятно сложный английский.

А после большого перерыва приходил Нуров. Эдуард Динмухаматович. Эдуардий Мухаматович. Я даже не уверена, что все толком знали в этой скороговорке, как правильно. Но народ, уже и с других факультетов, набивался в каморку, больше, больше, крутился вокруг.

Он садился к круглому столу, с подозрением смотрел на огромный синий мусорный бак под лестницей. Потом отворачивался, улыбался глазами. Доставал листы, разглаживал — о-о-о-о-о, новая пьеса?! О-о-о-о-о, прямо «Мастер и Маргарита»?!

Иногда вместе с листами доставал контрамарки, раздавал.

Иногда заходил, окидывал взглядом обстановку и сразу уводил всех наверх, в актовый зал — репетировать. Никакой самодеятельности: порой он так по-татарски разносил нас, что все очень быстро вспоминали роли. За новый поставленный спектакль, кстати, полагалась зарплата, приятная прибавка к стипендии.

Скоро в пролете между этажами появлялась афиша. Премьера! На них приходили самые близкие, иногда — преподаватели, которые понимали, что всё это значит, и это всегда был праздник. Потом небольшое застолье, пока вахтерши не начинали строже и строже заглядывать в двери, потом выходили в метель, целовались в порыве страсти. Нурова уже не было. Он незаметно исчезал, не смущал нас жить.

Мы до сих пор говорим этими фразами из спектаклей: «Ты хоть понимаешь, что после этих слов между нами ничего не может быть, между нами стена», «Экспроприация экспроприаторов!», «Поставьте Лиду на место и не трогайте больше руками».

Нуров водил нас в медакадемию — показывать их «Бицепсу», что и мы не лыком шиты. В драмтеатр — на премьеры и просто на хорошие спектакли. И к себе домой, в небольшую холостяцкую квартиру в Северном, пить чай с тортом и смеяться до упаду.

Верил даже в тех, кто сам в себя не очень.

И гадал нам на наших полудетских ладонях, долго всматривался в линии жизни, разглаживал их, как пьесы. Видел всё, что мы хотели: нужное количество мужей, детей, счастье и прочее светлое будущее.

Сначала замуровали актовый зал. «Между нами стена». Потом новое руководство вуза театр начало выживать из здания. «Экспроприация экспроприаторов». И Нурова, кажется, тоже выжило. По крайней мере, ушел он сразу после этой постыдной истории. А теперь его не стало. «Не трогайте больше руками».