Съемка на телефон порождает деградацию. Интервью с легендарным фотографом Машечко

Легендарный фотограф Федор Николаевич Машечко родился в Белоруссии. В 1967 году он вместе с экспедицией приехал в Читу на чуть-чуть, а остался на целую вечность. Чем ему полюбилось Забайкалье, как ему удалось сфотографировать всемирно известного пианиста Святослава Рихтера и почему заработать фотографией невозможно? Об этом Машечко побеседовал с главным редактором «Чита.Ру» Екатериной Шайтановой.

Ниже приводится отредактированная расшифровка «Редколлегии» от 9 января.

— У поэта Ростислава Филиппова есть стихотворение «Гуран»: «Совсем ни чин, ни звание, дающее права, гуран — это признание и братства, и родства». У нас в Забайкалье это до сих пор сохранилось. Я этому радуюсь. Да, время меняет чуть-чуть туда, чуть-чуть сюда.

— Когда вы поняли, что не уедете?

— Через три года. Я не успел познакомиться с Забайкальем. Это же целая планета. Здесь пустыни, горы, степи, реки, озера, великолепнейшие, мощные.

— А что сложнее — фотографировать природу или людей?

— Фотограф в каждый снимок вкладывает всё свое мировоззрение, всю свою философию, и не имеет значения, дерево это, дом или человек. К объекту съемки у фотографа одинаковое отношение.

— Но дерево не шевелится, а люди всё время.

— Фотограф изучает объект съемки. <…> Если идет портретная фотосъемка, фотограф старается ввести объект съемки, человека в то состояние, которое он сформировал здесь (показывает на голову) о человеке, которого он фотографирует.

Я как-то возвращался из командировки, и получилось, что мы ехали в купе в одном вагоне с доктором медицинских наук Ивановым, который потом стал ректором мединститута. Мы долго беседовали о фотографии. Она же включает и медицину, и анатомию, и психологию. Он мне дал потом две книги для мединститута. Один том — анатомия, а второй том — психология. Там я вычитал такую штуку — выражение лица формируют 47 мышц. Представьте себе, вы фотограф, а вам человек заявляет: «Вы знаете, я очень плохо получаюсь на фотографиях». У этого человека 46 мышц работают правильно, а вот тут одна [в голове] сидит, что он не получается. Задача фотографа — чтобы человек об этом забыл.

— А как это сделать?

— Нужно беседовать, прежде чем нажимать на клавишу. Сидишь, пьешь чай, разговариваешь.

— Потом раз — выхватываете фотоаппарат.

— Зачем выхватывать? Фотоаппарат готов, только нажать на клавишу нужно, и всё. Выбрать это мгновение.

— Но это же самое сложное — выбрать мгновение.

— Так в этом и заключается, почему все фотографы разные. Мы по-разному мыслим, в каждом снимке — душа автора. Сегодня не привыкли даже книги читать. А фотографии тем более. А если посмотреть 20–30 фотографий одного автора, о нём можно всё рассказать. <…> Просто сегодня статистика международная: в крупнейших музеях мира зритель проводит у величайших работ 45 секунд.

Еще в XV веке использовали камеру-обскуру: на стене появлялось изображение, что происходило на улице и на свету. Если посмотреть работы художников, вы увидите, как они геометрически выписывали фон или города, или какого-то населенного пункта, или пейзаж. Они использовали камеру-обскуру. Самое важное было в открытии фотографии — запечатлеть это.

К примеру, французский фотограф Нодар начал заниматься фотографией в 17 лет. В 19 лет он уже в корзине воздушного шара оборудовал лабораторию и сделал воздушную съемку Парижа. А как он такую бандуру в корзину воздушного шара вмещал, как он там сделал темную комнату? Он пишет в своей книге: «Когда я был фотографом, мои тысячные франковые купюры разлетались по ветру».

— Он всё потратил?

— Много потратил. С четвертого подъема только на воздушном шаре ему удалось получить изображение.

— А вот сейчас бывают, например, двухмесячные курсы обучения фотографии. Можно за два месяца научить фотографии?

— Можно.

— И сразу станешь гениальным фотографом?

— Профессор факультета журналистики МГУ Лапин говорит: «Фотограф, как кактус, растет очень медленно».

— Ну вот, например, приходит в редакцию «Забайкальского рабочего» молодой человек после школы — «Хочу быть фотографом». Через сколько у него появятся снимки, которые будут классными?

— А кто его возьмет с нуля?

— Сейчас вообще все возьмут с нуля сразу же. Нет никаких фотографов, никто не приходит работать.

— Сегодня в редакции фотографы не нужны. Сегодня каждый сотрудник с телефоном фотографирует, и это всё идет в газету. Уже во многих газетах нет должности фотокорреспондента.

— Вы думаете, не нужны они? Мне кажется, нельзя без фотографов работать. Что он там снимет, журналист? Он протянет руку, вытянет телефон и щелкнет. Мне не надо так, мне надо красивую фотографию, чтобы думать можно было над ней, чтобы на ней читатель остановился и начал рассматривать ее.

— Вы не забывайте, а нужно ли это редактору и какой у редактора бюджет.

— Ну, например, есть. Через сколько тогда научится нулевой фотограф?

— Может, никогда. Фотография — это не профессия, так же как и журналистика — это не профессия, это образ жизни. Я считаю, что мне повезло, что Иванов дал мне книги по анатомии, по психологии. Месяцев 10 прошло, наверное. Он позвонил: «Нужно сдавать в библиотеку книги». Я ему принес, он уже стал ректором, сидим, пьем чай. Он невзначай один вопрос задает из этих книг, второй вопрос. Я понял, что он хочет знать, читал я эти книги или нет. Я открыл кофр, достал две общие тетрадки. На одной написано «Том второй — психология». Он так взял, листнул и больше вопросов не задавал.

— В советское время при трудоустройстве фотографом или фотокорреспондентом нужно было сдать два зачета по физике и химии.

— Ну по химии понятно, наверное. А по физике почему?

— [Нужно понимать], как сфотографировать движение, чтобы это было не размазано, какая скорость затвора должна быть, какое фокусное расстояние объектива.

— А как можно проверить способности человека к творчеству? Это же экзаменом не проверить.

— Английский теоретик искусства Джон Рескин писал: «На сто человек, которые умеют говорить, приходится один, который умеет думать. На тысячу человек, которые умеют думать, приходится один, который умеет видеть». Фотография — это не просто отбывание: нажал на клавишу — получите.

— А были какие-то Дни Победы, которые вы пропустили?

— Я День Победы пропустил то ли в 1969 году, то ли в 1970-м, когда выпал снег и отменили всё. Я обязан быть там. Мой дядя Федор погиб 9 мая 1942 года под Вязьмой. Отец назвал меня в его честь, поэтому я должен там быть. Даже если не фотографировать, но хотя бы пройти с площади раньше до стадиона ЗабВО, сейчас на мемориал. Самое незабываемое в шествии [ветеранов Великой Отечественной войны] — как звенят медали. В конце шестидесятых — начале семидесятых они были молодые. Они закончили войну в 25 да в 20. Им [было] 45–50 лет. А звон медалей я не могу вам передать, но он во мне.

— Как вам удалось сфотографировать [пианиста Святослава] Рихтера в музыкальном училище?

— Директор филармонии звонит и говорит: «Приезжает Рихтер. Ты сфотографируешь?» Я говорю: «Ну надо, сфотографируем». Потом пришла телеграмма в Министерство культуры: «Никакой фотосъемки. Поезд придет тогда-то в такое-то время». Все собрались на вокзале, ждут поезд. Я спросил у работников, где такой-то вагон остановится. Мне говорят: «Вот видишь черту, специально провели, здесь остановится вагон». Я залез в кусточки, которые у нас растут, акации, закрылся черной тряпкой, которую использую в лаборатории, сделал дырку для объектива.

Выходит он из поезда, его встречают, я фотографирую. Выносит много чемоданов из вагона. Я гляжу, наши мужики чемоданы эти носят. Ну я вылез, взял чемодан один, тоже понес. Для чего? Нужно узнать, где поселят. Я узнал, в каком номере живет он. Пошли в театр. Он посмотрел [драматический] театр, сцену осмотрел. Я ничего не фотографировал, камеру не доставал, потому что у него там свита была.

Главным режиссером был Славуцкий. «Рояль будет здесь стоять, он будет сидеть здесь, зрители здесь. Кто будет ноты листать, будут сидеть здесь, свет будет отсюда, там уже всё пришили». Я договорился со Славуцким, занавес на фоне темный, сказали, будет. Поставили лестницу такую, треногу. Выбрали место, в этом занавесе сделали уголком дырочку, прорезь, куда объектив вставляется. Я стою на лестнице, фотографирую. «А где Рихтер?» — «Он будет репетировать в музыкальном училище». — «Кто охраняет?» — «Маковский».

— А Маковский это кто?

— Директор музыкального училища. Звоню жене Маковского: «Где Эдвард Станиславович? Можно к телефону?» Она говорит: «Нет». «А где он?» — «Так он в училище Рихтера охраняет». Я говорю: «Ну как-то он нарушает свои обычаи? Он же всегда дома обедает». Я это жене сказал, так как знал ее характер. Камеру на плечо, возле Дома офицеров купил букетик цветов и пошлепал в музыкальное училище. Встал напротив училища, тут выскакивает Маковский, садится в свои красные жигули, поехал на обед.

Я захожу. Слышу, на втором этаже женщины беседуют. Одна мне говорит: «Рихтера пришел фотографировать?» Я говорю: «Да». Она мне говорит: «Беги быстрее, а то скоро вернутся».

Была пауза между игрой. Я букетик вперед. Он этот букетик взял, не знает, что с ним делать, куда его воткнуть, сел, глаза прикрыл, со мной беседует, потом говорит: «Ой, стоп, стоп, стоп, стоп, эта фотография никуда у вас не пойдет». Он на «вы» со мной разговаривает. «Надо мальтийский крест убрать». Убрал. «Вот сейчас можно». Ну еще я сделал, как он просто сидит, потом крупно. У него часов нет, у меня часов нет. Он мне говорит: «Быстро уходите. Сейчас вернутся с экскурсией».

Во вторник «Забайкальский рабочий» вышел с фотографиями Рихтера. Два человека получили партийный выговор. Маковский мне позвонил, отматерил. Я говорю: «Слушай, выговор снимут через год. А в твоем классе или на здании повесят мемориальную доску, что здесь репетировал Рихтер». Года два или три он не здоровался со мной. Обиделся. А потом всё нормально.

— Можно на фотографии заработать состояние?

— Наверное, можно, если есть рынок сбыта. Фотографы средств массовой информации, как сейчас говорят, они были и будут самыми менее оплачиваемыми. Я с «Боевого поста» пришел в «Забайкальский рабочий» в 1974 году, а переходил в «Российскую газету» в 1991 году. Оклад был 87 рублей, а через 17 или 15 лет уходил из «Забрабочего», у меня оклад был 113 рублей 50 копеек. Можно на этом заработать капитал? Высокооплачиваемые фотографы — это свадьбы, детские сады, школы.

— А правда раньше на похороны звали фотографов?

— Раньше фотограф был на похоронах, как оркестр. Нет фотографов — похороны не состоялись.

— Это когда прекратилось?

— Да в году 90-м только. Был такой фотограф Николай, фамилию не буду называть. Говорили, что он самый лучший фотограф похоронный в Чите. «Нужно только, чтобы он похороны фотографировал». — «А почему?» — «У него даже покойники шевелятся». Такая характеристика была.

— Постановка в репортажной фотографии — это грех?

— Если брать чисто репортажную фотосъемку или видеосъемку, это грех, если выдавать это за истину, что это чистейший репортаж.

— А если вот чуть-чуть поправить реальность? Вот вы идете по улице, видите какой-то классный кадр, но там человека лучше бы подвинуть влево. Тогда грех? Это же не репортаж, а уличная фотосъемка.

— Это, извините, бытописательство. Если так разобраться по большому счету, мы здесь не занимаемся репортажами. Здесь в принципе не может быть фоторепортера. Мы занимаемся бытописательством. На моей практике репортерская работа была один раз — БАМ. На БАМе собралось 300 фото и видео на стыковке. Это Куанда, 1984 год.

— Ну там-то точно была конкуренция.

— Самое трудное — это конкурировать с собой. Вот в 86-м году мне присвоили звание заслуженного работника культуры РСФСР. У меня была легкая, хорошая жизнь. Я фотографировал, ни о чем не задумывался. Как видел, так фотографировал. А потом я не могу фотографировать плохо, а то другие скажут, что он заслуженный, а за что ему дали, если он такую лажу показывает. Я сегодня должен фотографировать лучше, чем вчера.

— И так каждый день?

— И так до сих пор. То, что можно получить изображение нажатием на кнопку телефона, казалось бы, освобождает фотографа от того, чтобы подумать над построением кадра, над светом, над ситуацией. А это породило деградацию.

— Вы говорили, что вам, бывает, снится, что что-то надо сфотографировать, а фотоаппарата нет. Что вы после этого делаете?

— Просыпаюсь.

— И работать?

— Нет. Выкурить сигарету. Попить воды с лимоном.

— А потом работать?

— А потом спать. Я скажу по секрету. Мое поколение, мы написали пласт фотографической истории Забайкалья. Сегодня молодые ребята должны продолжать писать фотоисторию Забайкалья.