Агония рубля или «всё идет по плану»? Разбираем с финансистом

— Когда мы говорим о девальвации (снижение курса валюты одной страны по отношению к твердым валютам других государств. — Прим. ред.), мы имеем в виду падение курса рубля по отношению к доллару и к евро. Безусловно, это скажется на жизни внутри страны, потому что прежде всего увеличится стоимость импортных товаров для населения, а мы все от этого импорта по-прежнему зависим. Понятно, что быстрого эффекта от столь быстрой девальвации, которая произошла буквально за несколько месяцев, не будет, но на каком-то этапе накатит. Что произошло? Многие полагают, что государство намеренно обрушило рубль для того, чтобы увеличить выручку от экспортируемых товаров. А что на самом деле, с вашей позиции?

— Это суждение близко к истине. Антон Германович Силуанов (министр финансов РФ. — Прим. ред.) в свое время заявил, что девальвация национальной валюты даже на 10 рублей дает дополнительные доходы в бюджет примерно на 1 триллион.

Чтобы цифры были более-менее красивые с точки зрения сбалансированности федерального бюджета, такой шаг возможен, хотя на самом деле, если мы обратимся к Конституции Российской Федерации, к статье 75-й, там четко и ясно сказано, за что отвечает у нас главный регулятор, ответственный за кредитную денежную политику, он отвечает за стабильность национальной валюты. К сожалению, этот конституционный постулат наш регулятор немножко подупустил. Скорее всего, это было сделано в определенных интересах, в том числе текущих макроэкономических, образно говоря, сиюминутных.

Действительно, нужно было каким-то образом показать красивую цифру по сбалансированности федерального бюджета, потому что дефицит нарастает, и нарастает он с немножко пугающей силой. Это первое. А второе, скорее всего, там были задействованы интересы крупных экспортеров. И по большому счету это, скорее всего, был механизм замещения того дисконта цены (разница между ценами, по которым продается материальная ценность или продукт в настоящий момент, и ценой ее номинальной стоимости при продаже или при погашении. — Прим. ред.) на энергоресурсы, который получили вследствие ограничений, связанных с экспортом.

— Цена на нефть и газ рухнула?

— Цена на нефть, газ, на ряд стратегических сырьевых ресурсов, которые экспортировались, не просто упала, она была дисконтирована, то есть продавалась дисконтом от рынка за счет санкционного давления.

— И для того, чтобы компенсировать это падение, был девальвирован рубль с тем, чтобы выручка от экспорта, пересчитанная на рубли, выросла?

— Она даже не выросла, она была сопоставимой с прогнозами.

— Как государство может влиять на цену национальной валюты? Это просто скупка валюты на рынке?

— На самом деле механизмов очень много.

— Но при этом Центральный банк — это игрок на валютном рынке.

— Он очень опосредованный игрок, потому что основная задача, которую Центральный банк поставил перед собой, — это все-таки ограничение уровня инфляции, то есть заталкивание инфляции в определенный коридор колебаний в течение какого-то периода времени. Поэтому он больше, образно говоря, зациклен на этой проблеме.

Учитывая, что доллар и евро как таковые из всех валют недружественных стран фактически сейчас уже в той или иной степени отвязаны от экономических процессов. Если раньше мы действительно очень сильно зависели, у нас большая часть торговли была в долларах и евро, а оборот внешней торговли составлял где-то порядка 70–80%, то сейчас эта доля снижается и курсовые колебания с точки зрения влияния на экономику вдолгую не столь значительны, как были раньше.

И основная задача сейчас — отвязать от доллара и евро цену на стратегические товары: это не только нефть и газ, это продовольствие, это то, что необходимо для производства продукции высоких технологий.

— То есть вы говорите о том, что обрушение рубля было ожидаемым с учетом тех внешнеполитических факторов, которые оказывали влияние на цену на энергоносители в том числе.

— На самом деле там была развилка, можно было несколько вариантов предусмотреть. Но, в принципе, это было ожидаемо.

Я сейчас перейду к очень бытовой вещи. Мне надо было купить встраиваемую технику для кухонного гарнитура. Я это сделал несколько заранее, потому что предполагал такое развитие событий. Позже спросил у продавца нынешнюю цену. Она увеличилась на 30%. Это как раз тот эффект — еще не влияние девальвации, просто ожидания импортеров о том, что она будет дальше. У нас инфляция будет связана с двумя вещами: это ожидания импортеров, они будут закладывать риск повышения в закупке, а помимо этого, когда девальвация уже придет, они уже по факту будут еще дополнительно накручивать.

— Дефицит федерального бюджета достиг двух с половиной триллионов. Для того чтобы понимать масштабы этих цифр, надо сказать, что доходы составляют около 5,7 триллиона при расходах соответственно 8 триллионов рублей. Отчасти этот дефицит связан с обрушением нефтегазовых доходов. А что еще? И насколько это критично для страны?

— Это критично для Минфина, потому что нужно искать источники в исполнении дефицита бюджета. Здесь маневр достаточно ограничен с точки зрения поиска. Очень многие вещи обсуждались, например, приватизация.

С точки зрения макроэкономики для такой экономики, как российская, это на самом деле совершенно не критично. У нас текущие расходы возникают в моменте, а экономика как таковая — промышленное производство, торговля — раскручивается с определенным временным лагом. У нас возник определкнный гэп (разрыв в ценах. — Прим. ред.), связанный с тем, что экономика на самом деле чувствует себя неплохо. За счет известных событий стала востребована вся цепочка, связанная с производством конечной продукции, я имею в виду военной техники и прочего, — начиная от металлургии, энергетики, логистики и прочих вещей.

Но, опять же, есть другой эффект: на тех территориях, которые воссоединились с нашей страной, сейчас достаточно активно идет строительство и выстраивание инфраструктуры. Это инвестиция, соответственно, механизм вложения в экономику начал работать.

В этом отношении Хуснуллин (заместитель председателя правительства РФ, который отвечает за строительный сектор. — Прим. ред.) сделал гениальную вещь. Известные события, которые у нас с февраля прошлого года идут, можно с двух сторон расценивать: либо как риск, либо как возможность. Как раз блок правительства, отвечающий за стройку, воспринял это как возможность, потому что там пошли капвложения, там пошла занятость и прочие вещи, то есть там появился экономический эффект роста.

— Продолжается отток капитала из России за рубеж. Практически всё, что зарабатывается на внешней торговле, утекает за рубеж и не работает на экономику страны: в 2022 году это 17 триллионов рублей, что сопоставимо с объемом федерального бюджета в 22–23 триллиона. Если представить, что эти 17 триллионов не вывезено, а, наоборот, использовано внутри страны, то, наверное, мы бы получили не 0,5% роста, а какие-то другие показатели. По ощущениям, государство не спешит ограничивать этот вывод денег за рубеж. Насколько это критично для экономики страны и когда государство начнет эти деньги останавливать в стране?

— Скорее всего, начнет, жизнь заставит. Я думаю, что в горизонте года мы очень аккуратные регуляторные меры и законодательные меры будем получать, это будет делаться очень аккуратно.

По прошлому году движение капитала было вызвано не только обычаем делового оборота, там были еще и определенные панические настроения, потому что уходила не только дивидендная политика, когда иностранные инвесторы вкладывали деньги и после этого получали дивиденды (доля от прибыли, которую компания распределяет среди своих акционеров. — Прим. ред.), но и выводился сам капитал напрямую.

Сальдо торгового баланса (разница между экспортом и импортом. — Прим. ред.) у нас было дикое за счет того, что были панические цены на энергоносители, Европа запасалась до введения санкций стратегическими запасами нефти, газа и прочих вещей, до того момента, как был выработан механизм параллельного импорта (ввоз зарубежных товаров без разрешения правообладателя. — Прим. ред.) через Индию, Китай, Сингапур, через другие юрисдикции.

Движение капитала — это то самое паническое бегство либо отсутствие договоренности между теми инвесторами, которые в российскую экономику вкладывали в свое время, и теми, кто принял решение уйти в силу своих воззрений либо в силу давления со стороны недружественных юрисдикций.

— Но эта тенденция никуда не исчезла в первом квартале, его так же и выводят.

— Она будет.

— Вы же понимаете, что сигнал может быть только один?

— Совершенно верно, но бизнес нервничает.

— Но он не получит этого сигнала в 2023 году, скорее всего.

— Тогда будет государство включать определенные регуляторные механизмы. Я думаю, что через определенное время мы такие сигналы будем получать.

— Мне чисто по-обывательски жалко, что такие огромные деньги десятилетиями выводятся из страны и не работают на нее. Мне сложно представить, как эти деньги могли бы работать внутри страны, но, если бы они работали хотя бы на развитие той же инфраструктуры, хотя сейчас государство занимается развитием, но я как представлю, что это надо просто умножить, например, на три в год, и это был бы другой мир, конечно.

— Это будет происходить по одной простой причине: когда-то мы жили в глобальной экономике до известных событий, а один из принципов глобальной экономики — свободное движение капитала, капитал ищет свободу, тихие гавани. Ведь на самом деле есть тенденция к оттоку капитала в том числе, допустим, из Соединенных Штатов, определенные люди свои капитал выводят в ту же Саудовскую Аравию, Объединенные Арабские Эмираты.

— Сейчас тихих гаваней стало меньше.

— Да, это первое. Второе — совершенно по-иному рассматривается механизм взаимодействия центров силы, а их становится несколько: это западный мир, это глобальный север, это глобальный юг.

— Много говорится о том, что БРИКС (союз пяти государств: Бразилии, России, Индии, КНР, ЮАР, основанный в 2006 году на Петербургском экономическом форуме. — Прим. ред.) приобретает дополнительную силу, это некая развивающаяся организация, которая начала обсуждать в том числе введение какой-то новой валюты, основанной на золоте. Какова роль БРИКС сейчас, с вашей точки зрения, и какова она будет в среднесрочной перспективе?

— По ВВП (валовому внутреннему продукту), по паритету покупательной способности (показывает, насколько доступны определенные товары и услуги в разных странах. — Прим. ред.) БРИКС обогнал G7, его доля где-то порядка 37–38% в валовом внутреннем продукте, то есть добавленной стоимости, которую делает мировая экономика. Это серьезная сила. Помимо этого, страны — члены БРИКС не обременены серьезными долгами.

Например, Россия практически никому ничего не должна (по оценке Банка России, внешний долг РФ по состоянию на 1 июля 2023 года составил 347,7 миллиарда долларов США, по итогам 2022 года уровень внешнего долга по отношению к ВВП опустился до минимума с 1993 года. — Прим. ред.), у нас в этом отношении экономика самодостаточная, хотя она и недоинвестирована, это действительно так, это очень большая боль, это как раз к вопросу о движении капитала.

По привязке золота меняется парадигма понимания денег как таковых. С момента введения Бреттон-Вудской валютной системы (международная система взаимных расчетов и валютных отношений, существовавшая в 1944–1976 годах, превратившая доллар в международное средство расчетов и хранения резервов. — Прим. ред.) деньги стали определенным фетишем. С точки зрения нормальной экономики главное — не деньги, а воспроизводство за счет симбиоза производительных сил, выстраивания производственных отношений и инструментов, то есть средств производства.

— Вы говорите о том, что Бреттон-Вудская система и ее развитие оторвало денежную массу от реальной экономики, и этот разрыв продолжает расти, лучше всего его видно на примере дефицита американской финансовой системы, которая на самом деле является долговой по своей сути, она держится на займе у всего мира (в номинальном выражении у США самый большой госдолг в мире — 31,4 триллиона долларов. — Прим. ред.).

— Образно говоря, да. В определенный момент это создавало и толкало экономику спроса вперед.

— Для того чтобы сформировать экономику предложения (модель экономики спроса противостоит модели экономики предложения: в экономике предложения делается акцент на внутреннем производстве для внутреннего рынка, эта модель предполагает, что внутреннее производство активизируется, наполняет рынок товарами и услугами, уровень инфляции снижается, а производство и потребление развиваются за счет инвестиций частного бизнеса и снижения налоговой нагрузки на него. — Прим. ред.) в России, по крайней мере, дать ей дополнительный толчок, нужно другое отношение государства, прежде всего к средствам производства и производительной базе, у нас огромные проблемы с их производством. Мы глобально зависим от технологий, которые производятся и реализуются за пределами нашей страны. Эта ситуация будет меняться или мы так и будем исключительно на поставках из-за рубежа жить?

— Толчком к развитию этого будет глобальная невостребованность IT-специалистов на Западе, там идет очень большое сокращение, и смысла туда ехать уже нет. В принципе такие научные разработки, как квантовый компьютер, делаются в стране у нас.

Давайте не будем забывать, у нас на самом деле есть опыт возрождения средств производства в период индустриализации 30-х годов и послевоенное время. Если мы посмотрим статистику, советскую экономику всегда сравнивали с 1913 годом, с последним годом до начала Первой мировой войны, это был расцвет экономики Российской империи.

Можно эти показатели сравнить с тем, что сейчас говорят об экономическом росте, и сделать вывод, что у нас его нет пока по одной простой причине.

Советская экономика за 20 послевоенных лет, с 45-го года по 65-й год, по отношению к 1913 году прирастала на 16% в год, вот это рост.

— Но этот большой экономический рост начался вообще в конце двадцатых годов и в тридцатые годы начал выходить на двузначные темпы.

— Это происходило за счет правильного выстраивания денежной системы. Ведь у нас в Советском Союзе была двухконтурная денежная система. На рубле было написано «Государственный казначейский билет», а 10 рублей, 25 рублей, 50 рублей и 100 рублей были билетами Госбанка СССР. Что такое казначейский билет? Это деньги, выпущенные казначейством под обеспечение национального богатства страны, а билеты банка СССР — это деньги, выпущенные под имеющиеся активы в золоте и иностранной валюте, то есть де-факто рубль, трешка и пятерочка — это были инвестиционные деньги.

И сейчас мы всё равно будем вынуждены привязываться к какому-то базовому активу. Их на самом деле два: либо это жизненно необходимый ресурс, либо золото. Скорее всего, это будет происходить, хотят этого другие юрисдикции или не хотят. Это будет происходить вследствие того, что наша экономика требует дополнительных инвестиций, она недоинвестирована.

У нас сейчас дополнительные инвестиции идут за счет мультипликации денег коммерческими банками. За это банки берут определенный процент, он привязан в той или иной степени к темпам инфляции и учетной ставке.

И в принципе, наверное, даже уже не совсем прилично говорить о прибылях в тот период, в который мы живем, но банки не могут не говорить, не могут не фиксировать. Поэтому здесь должен включиться совершенно другой государственный механизм распределения и эмиссии инвестиционных денег.

— Которые пойдут в том числе на развитие производства средства производства?

— И инфраструктуры.

— То есть вы человек, который верит в развитие средств производства?

— Да.

— У нас выхода на самом деле другого нет. И все это понимают, но никто пока не чувствует, что ситуация изменилась. Может, времени мало прошло?

— Да, это все-таки горизонты 5–10 лет.

— Надо ждать?

— Да.

— Говорят, что японцы собираются заблокировать экспорт в Россию даже подержанных автомобилей (в середине июля стало известно, что правительство Японии планирует ввести дополнительные санкции против России из-за спецоперации на Украине и запретить экспорт всех гибридных автомобилей, электромобилей, а также легковых машин с объемом двигателя более 1,9 литра, позднее власти Японии эту информацию опровергли. — Прим. ред.).

— Это абсолютно нормально, пускай блокирует.

— Для нас, для Забайкальского края и вообще для Дальнего Востока, это будет означать прекращение потока из Владивостока на запад страны. А что дальше — это полностью захваченный Китаем автомобильный рынок, в котором «Москвичи» — это китайские автомобили с шильдиками «Москвича», произведенными тоже в Китае?

— Давайте исходить из определенных вещей. Спрос рождает предложение, и есть еще такая вещь, которая называется силой привычки: у нас потребители привыкли менять машину с определенной периодичностью. Возможно, эта парадигма немножко поменяется, при этом я не хочу скатываться до кубинского варианта, где до сих пор ремонтируют машины, которые были завезены в 50-х годах, но парадигма поменяется — мы все-таки к транспорту будем относиться более бережно.

— Из-за того, что станем беднее в том числе, по-моему.

— Ну и в том числе. Автомобиль — это всё равно демонстрация статуса по большому счету. Возможно, просто этот тренд потребительский уйдет, и это устаканится.

— Кто производить-то нам будет автомобили? Китайцы на заводах, которые отдали нам другие производители, или мы все-таки когда-нибудь наладим свое производство автомобилей?

— Как только появится определенная ниша, куда не пойдут китайцы.

— А почему они не пойдут? Мне кажется, для них это просто пустоты, которые надо заполнять своей экономикой.

— Я сейчас не хочу комментировать текущее состояние экономики Китая, это слишком большая тема, но в Китае тоже есть определенные проблемы, они и в экономике, и в геополитике проявляются. В Китае Chi-merica (неологизм, который описывает симбиотические отношения между Китаем и Америкой. — Прим. ред.), а не чисто китайская экономика. Это нужно понимать.

— Давайте представим Россию через 10 лет. Кто производит автомобили для населения?

— Будут российские производители автомобилей.

— Как вы видите послепандемийное открытие границ с Китаем с точки зрения перспектив для забайкальской экономики?

— Я всегда говорю, что Забайкальский край в силу своей экономической специализации — это транзитно-сырьевой регион. Это абсолютно нормально, это экономическое районирование по специализации региона. Жирок определенный мы с этого снимать будем. Это в основном содержание и поддержание инфраструктуры: те же самые кафешки и прочее, это дополнительная копеечка, которая в экономику будет добавляться.

— Одно из последних замечаний в вашем телеграм-канале касается экспортного потенциала малого и среднего бизнеса, который в России существует, вы его оцениваете достаточно высоко. С чем связаны такие ожидания? Что может экспортировать наш малый и средний бизнес, кроме продовольствия?

— Абсолютно всё. Сейчас выстраивается очень интересная архитектура, ведь экономика не делится на запад-восток, все-таки это север-юг, и определенные продукты передела внутреннего сырья будут на юге востребованы: деревообработка, продукты сельского хозяйства, в том числе и конечная продукция, потому что мы все-таки в большей степени производим экологически чистый продукт, эта фишечка становится определенным брендом российского продукта, это тоже не нужно сбрасывать со счетов.

Есть к чему стремиться, есть над чем поработать. Поэтому я думаю, что здесь потенциал есть. Единственное, что должно устаканиться и прийти в нормальное соответствие, — это возможность расчетов, потому что ограничения по ним всё равно пока существуют.

— С начала года у вас больше оптимизма появилось или уменьшилось?

— У меня оптимизм остается. Я человек, который к государственному управлению не имеет практически никакого отношения, слава богу, но некоторые вещи сделал бы по-другому. Скорее всего, это дало бы больший эффект в горизонте 2,5–3 лет.

— А вы полагаете, что у тех людей, которые делают не так, как сделали бы вы, были основания для таких решений или это какие-то ошибки прямо?

— Нет, это не ошибки, это, скорее всего, баланс интересов.

— В том числе политических?

— Возможно.

• Ноябрь 2020 года — о последствиях пандемии;

• январь 2021 года — о финансовых итогах казавшегося тогда сложным 2020 года;

• октябрь 2021 года — о непростом всём;

• июнь 2022 года — о том, что будет с нами в ближайшем будущем;

• март 2023 года — об итогах первого года жизни под масштабными санкциями Запада.