Бога нет. И не будет

Сразу уточню: я верующий. Но верующий в такие вещи, которые не имеют официального статуса религиозных, однако давно обрели стойкую репутацию фундаментальных. Короче, я, как один очень колоритный шукшинский персонаж, верую в науку, просвещение, технический прогресс, талант, искусство, высококачественный алкоголь, здоровый секс и здравый смысл.

Поэтому всякий, кто посмеет в моём присутствии оскорбить, например, какого-нибудь прекрасного Илона Маска (пока его божественные космические корабли бороздят просторы Вселенной) или божественный ямайский ром, бережно спрятанный в старой запыленной бутылке, — он оскорбит и мои чувства. И я вправе буду накатать телегу в соответствующие органы согласно соответствующему закону. И требовать, представьте себе, суда и возмездия. Но поскольку катать телеги, а также вату и прочие подозрительные предметы не мой жанр, я попытаюсь деликатно поделиться с читателем своим религиозным опытом, который у меня неудачный от слова «совсем». Ни в коем случае никого не оскорбляя. Боже упаси.

Я уверен, каждый человек хоть раз в жизни да подумывал: а не принять ли какую-нибудь веру? Ну всякое же бывает: несчастная любовь, кризис среднего возраста и прочие печали. Один уходит в монастырь, другой штудирует Коран или Талмуд, третий покупает ящик освящённого кагора и набухивается в хлам. Кто-то забирается на Тибет и восторженно лепечет «ом мани падме хум», кто-то напяливает растаманскую шапку и весело прославляет бога Джа. Я пробовал почти всё из этого. Ничего не помогло. Ничто не обратило меня в свою веру. Три главных мировых религии, как и остальные помельче, оставили меня за бортом своего титанического ковчега. Так и болтаюсь в своей безбожной шлюпке с бутылкой божественного ямайского рома, аки олух царя небесного.

Мои попытки стать верующим, в отличие от большинства, не были связаны с бедой, печалью или горьким разочарованием. Меня, как эстета, космополита и, не побоюсь этого почти матерного слова, перфекциониста, всегда привлекала красота. Красота храмов, икон, одежды, духовной музыки, религиозных праздников, обрядов. Наконец, монахинь. (Кстати, монахи и священники тоже бывают чрезвычайно красивыми, но это опять же не мой профиль, я могу смотреть на мужскую красоту лишь глазами художника). В общем, поскольку красота неизменно меня притягивала, завораживала и гипнотизировала, я пытался с её помощью уверовать в Бога. Точнее, разных богов.

Первый мой опыт был ожидаемо связан с православием. Правда, экспириенс этот случился вовсе не от тяги к красоте (в отличие от последующих) и даже не по моему желанию, поскольку мне было всего шесть лет, и я мало чего соображал в религиозных делах. Моя супернабожная двоюродная тётушка, всё время ворчавшая на родителей-атеистов, что ребёнок, этот хорошенький белокурый ангелочек, до сих пор не крещён (богохульство-то какое!), вознамерилась меня непременно окрестить и, купив детский золотой крестик с цепочкой, потащила в храм. Но сильно пожалела, о чем папа с мамой её, кстати, честно предупреждали. Богоугодное дело началось и кончилось очень скверно. Сначала шестилетний белокурый синеглазый ангелочек взоржал, аки аццкий конь, на весь храм, когда увидел огромного мужика — босого, с мохнатыми ногами и в белой ночнушке, неуклюже взбиравшегося в чан с водой. (В тот день батюшка решил покрестить всех до кучи, и взрослых, и детей — очевидно, для экономии времени и бабла). И спросил у тетушки громко, чего мужик собрался делать — плавать, что ли, и хватит ли ему места, такому жирному. Когда же явился другой мужик, тоже в ночнушке, но в черной, с огромным золоченым крестом и бородой, и стал совершать какие-то странные действия с первым, ангелочек заржал ещё громче и неприличнее, после чего батюшка попросил тётушку успокоить нечестивого сопляка и предложил заодно проверить на наличие вселившихся бесов. Перепуганная тётушка утихомиривала меня, как могла, но было поздно. Истерический смех овладел мной похуже всяких бесов и мелким бесом рассыпался в строгих сводах храма. За это время я успел подергать разных тётенек-прихожанок за платки, повытаскивать полусгоревшие свечки, перепутав здравие и упокой, уронить икону, снести книжки с прилавка, показать язык ветхой бабке, которая спешно выправляла оскверненные мною свечи и злобно грозила мне кулаком… Из бабки натурально сыпался песок, но вид у неё был вполне устрашающий, как у сказочной ведьмы. В завершение праздника меня, надышавшегося вонючим ладаном, стошнило, и я чуть не испортил тетину выходную юбку. После чего нас с позором выгнали из дома Божия. В общем, больше меня крестить не пытались, а родители, подавляя смех и разводя руками, ехидно сказали тётушке: «Ну, мы же тебя предупреждали».

Второй опыт состоялся по части ислама и стал вполне осознанным. Однажды я впервые оказался в Стамбуле и настолько был потрясен его блеском и изяществом, что язык мой присох к нёбу, как у Омара Хайяма с похмелья, и я утратил дар речи. А когда наутро я услыхал звонкий призыв к фаджру (утреннему намазу), а вдали увидал прекраснейшую Голубую мечеть, которая будто плыла мне навстречу, подобно причудливому кораблю-призраку, я моментально сошел с ума от этой красоты и понял, что срочно хочу принять ислам. Прямо сейчас, сию минуту. Меня завораживали эти черноглазые красивые люди в нарядных одеждах, их смуглые холёные пальцы, трепетно открывающие священную книгу с конца, их базары со сладостями, пряностями и кальянами, безумные запахи кофе и шоколада, расползающиеся по древним улочкам. Я надышался всем этим и уже готов был выбросить в море паспорт, забыть родную питерскую серость, закутаться в белый шёлк и обратиться в настоящего мукалляфа. А уж эти антрацитовые влажные глаза турчанок… Но когда я узнал, что правоверный мусульманин не пьёт алкоголь и не ест свинину… Тут три неполных литра моей западноукраинской крови (мой отец коренной львовянин, мама петербурженка) взбурлили не на шутку, я пришел в ужас и отказался от этой затеи. Нет уж, ребята, подумал я, читайте-ка вы свой распрекрасный Коран сами, совершайте намаз, сколько душе угодно, и ассаляму алейкум варахматуллах. А я уж пойду восвояси. Ну их, ваших турчанок. Як кажуть, вибачте, хлопці, бананів немає.

Еще один мой опыт был растафарианским. Правда, случился он отчего-то не на Ямайке, а в расхристанной компании друзей-москвичей, которые в растафарианстве понимали ровно столько же, сколько я в неевклидовой геометрии. Поэтому растафарианство мое было доморощенным, не имеющим ничего общего с истиной. Истинный растаман, чтоб вы знали, это не какой-то там упоротый чувак с дредами в разноцветной шапочке. Это человек, который проповедует братскую любовь, добро и презирает буржуйский образ жизни. Ну практически, как Иисус. Но тут меня опять подвела эстетическая сторона вопроса. Опытом делиться не буду, даже не надейтесь. Поскольку это: а) противоречит законодательству; б) растлевает молодёжь и не только её; в) редактор все равно зарубит, хотя и от души поржёт. Скажу только, что опыт, как и все предыдущие, оказался неудачным. Возможно, потому, что я делал всё неправильно, как большинство новичков, похерив духовную сторону вопроса и напирая всё больше на растительную материальную. Я не уверовал в бога Джа, зато после нескольких неудачных экспериментов накрепко уверовал в то, что здоровье — одно из главных божеств на Земле, ему надо поклоняться и беречь его. А для божественного просветления есть множество естественных стимуляторов — от утренней пробежки до утреннего же занятия любовью. В конце концов, утренняя молитва тоже подойдёт. Особенно если всё это совместить. Да, и ямайский ром в малых (!) количествах — как же я мог про него забыть.

Следующий опыт направил мои стопы прямиком к Будде. Точнее, в Забайкалье, куда меня на несколько лет закинула проруха судьба. Я работал по одному очень весёлому и весьма выгодному контракту, подробности которого опущу, ибо они малоинтересны читателю. Скажу только, что денежка, которая регулярно капала на карточку, вполне себе скрашивала и злобные морозы, и ведьмацкие ветра, и дым от пожаров, и мотания по районному бездорожью, и другие мелкие неприятности. А приятного было намного больше — одна красота местной природы чего стоила. Когда я, прирожденный эстет, созерцал нереальные забайкальские пейзажи, меня реально душила жаба из-за того, что я не Левитан и не могу всю эту космическую красоту запечатлеть на полотне. Здесь я впервые в жизни увидел бурят (раньше я довольно смутно представлял, кто это) и был натурально очарован этим загадочным, спокойным и мудрым народом. И, конечно, их религией. Нет, стоп! Сначала кухней, ибо бурятская кухня это выше всех религий и искусств. Буузы — это самое дивное диво и самое вкусное яство в мире. Даже я, фанатичный путешественник с туристическим шилом в заднице, попробовавший разные кухни мира, никогда не смогу их разлюбить. Прекраснее ли бурятские буузы, чем украинское сало? Нет, ребята, для меня эти два гениальных продукта равны в своем вкусовом величии и божественной своей красоте. Отныне и во веки веков. Так вот, потрясенный чудесами бурятской кухни, разноцветным великолепием дацанов, изяществом сотворения мандалы и шикарным обрядом Дугжууба, я понял: вот оно, моё. Я должен немедленно стать буддистом. Я пошёл к ламе и попросил взять меня в буддисты. Я даже готов был одеться в красное с ног до головы и побриться наголо. Но лама, очень клёвый молодой бурят, сказал, что этого мало и это вообще неважно. Он рассказал, что наш мир — это океан страданий, и я должен сделать своей главной целью избавление от них и достичь нирваны, т.е. прекращения страдания. И тогда уже я стану настоящим буддистом. Можно даже голову не брить. Я немедленно погрузился в свои чертоги разума, где находился мой домашний бар с ямайским ромом, и понял, что я уже давно нирваны достиг, причем оная случалась у меня практически ежедневно. Что касается страданий: я на самом деле терпеть не могу страдать, и ежели и случается в моей увлекательной жизни какая-то беда-печаль (к примеру, смерть любимого поэта или музыканта), то развеивается она довольно скоро. Страдание это не мой жанр, увы. Хреновый из меня рыцарь печального образа. Короче, к моему стыду, пока мудрейший лама монотонно рассказывал постулаты буддизма, я бессовестно уснул и упал лицом в огромного буддистского кота, который улегся прямо передо мной. После чего лама выгнал меня, и я, посрамлённый, ушёл. Прости, Будда, меня дурака грешного, ибо не ведаю, что творю. И вы, забайкальцы, люди добрые, меня простите. Хорошо у вас, красиво, душевно, но уж больно холодно. Только ромом, блин, и спасался.

В разные времена при разных обстоятельствах я пытался стать иудеем (серьёзно говорю, учил иврит, соблюдал шаббат и ел кошерную еду целых две недели, но сало таки снова победило), кришнаитом, свидетелем Иегова, католиком, протестантом, адвентистом Седьмого дня. Чуть не приобщился к церкви Летающего Макаронного Монстра и почти стал верующим в Фиолетовые Грибы, но вовремя вспомнил про неудачный растафарианский опыт и срочно завязал. Короче, в какой-то переломный момент я понял, что верующий из меня — как имам из раввина. Проблема в том, что я терпеть не могу подчиняться дурацким ограничениям и правилам, которые неизбежны в любой религии. Ну они реально дурацкие. Тот же пост — это вообще чушь на постном масле, простите за каламбур. Ну каким образом отказ от вкусной еды и удовольствий укрепит веру, скажите мне, пожалуйста? Да любой вменяемый человек после первого же дня поста возненавидит всех богов, включая античных и скандинавских. При этом я всегда искренне уважал чувства верующих и никогда не понимал агрессивных товарищей, которые с утра до ночи носятся с лозунгом «кишкой последнего попа последнего царя удавим». Да простит меня Александр Сергеевич за цитату. А разрушенные храмы и вовсе приводят меня в отчаяние — создавали-то их гениальные художники. На фига же было расхреначивать в пыль такую красотищу, господа воинствующие антихристы? Мешала она вам, имбецилам?

Кстати, Иисус Христос мне очень-очень симпатичен. Он на самом деле очень крут, если вдуматься. Я бы даже с ним выпил, честное слово. Как там говорил Холден Колфилд: «Христос мне, в общем, нравится, но вся остальная муть в Библии — не особенно. Взять, например, апостолов. Меня они, по правде говоря, раздражают до чертиков. Конечно, когда Христос умер, они вели себя ничего, но пока он жил, ему от них было пользы, как от дыры в башке. Все время они его подводили. Мне в Библии меньше всего нравятся эти апостолы». И ещё: «Честно говоря, я священников просто терпеть не могу. В школах, где я учился, все священники, как только начнут проповедовать, у них голоса становятся масленые, противные. Ох, ненавижу! Не понимаю, какого черта они не могут разговаривать нормальными голосами. До того кривляются, слушать невозможно». Я согласен с каждым словом Холдена, потому что я и есть Холден. Только чуть повзрослевший. И я так же, как он, ненавижу вранье, фарисейство, лицемерие и кривляние. Возможно, поэтому я так и остался безнадежным атеистом. И решил, что лично для меня Бога нет и не предвидится. Но Христа всё равно люблю. Чисто по-человечески.

А вообще, если бы мне предложили пойти в апостолы, я бы пошёл к Илону Маску, перед которым, честно, преклоняюсь. Церковь святого Маска — звучит неплохо. Храм непорочного зачатия Теслы — тоже норм. Феофан Фалькон Святитель. Почему бы и нет? Спас Спэйс Икс Вседержитель. И так далее. Я оделся бы в просторные белые одежды, в которых можно было бы спрятать пару бутылок рома, и читал бы очаровательные проповеди, основанные на законах физики и постулатах эстетики. В нашей с Илоном церкви не было бы места вранью и фарисейству, зато в ней процветали бы точные науки и инженерная мысль. А вместе с нами и весь мир устремился бы к прогрессу и совершенству. Вуаля. Аминь.