Мне так жалко троллейбус в Северном. Его прозвали адским. Над ним смеялись, в него тыкали пальцами, его таскали по инстаграм (запрещённая в России экстремистская организация)ам и там мучили. Никто за него не заступился из тех, кто его туда поставил, а в конце концов и вовсе убрали. Ещё потом окажется, что увезли на какую-нибудь свалку.
А он, между прочим, вообще ни в чём не виноват. И в том, что оказался в таком вот городе с такими вот методами управления, тоже. Он даже не мог из него уехать. Мы все можем, а он не мог.
Теперь там, на этом месте, другой памятник. Памятник желанию угодить. Памятник и нашим, и вашим. И — нелюбви к собственному городу. И — оскорбительной анонимности. И — отсутствию концепции развития города в целом и малых архитектурных форм в нём в частности. Памятник закостенелости. И ещё — трусости отстаивать собственную позицию.
И, кажется, это даже не совсем про троллейбус. А может быть, и не про троллейбус вовсе.
Пусть он поэтому, этот прекрасный первый троллейбус, окажется где-нибудь, где ему самому хорошо. Несётся по автомагистрали в штате Огайо, как всегда мечтал — только летят из-под колёс огненные брызги. Или вернулся после тяжёлого дня из снега и ветра в депо, еле успевает опустить свою троллейбусную голову на свою троллейбусную подушку — и снится ему, как Окуджава поёт под гитару гимн всех троллейбусов.
Или приехал на любимую остановку в 80-х, детвора в шортах заскочила в салон в первый день лета — проезд бесплатный, смех на всю улицу, надо просто не думать, что именно эти выросшие шкеты будут потом дразнить его адским.