Сакральная жертва революции 1905 года в Чите и судьба убийцы

Понятие «сакральный», как известно, происходит от латинского «священный». В XXI веке сакральной жертвой стали называть гибель одного человека или даже целой группы. Как пояснял член президиума Академии геополитических проблем России Араик Степанян, сакральная жертва — это «когда приносится в жертву ярый сторонник твоей идеологии, убивают и обвиняют в этом противника». По его словам, «эта технология отработана и активно применялась во всех революциях».

С такой массовой сакральной жертвой впервые в XX веке в России столкнулись 9 января 1905 года, когда была расстреляна демонстрация, шедшая к Зимнему дворцу в Петербурге с петицией императору Николаю II. Этот день вошел в нашу историю под названием Кровавое воскресенье и считается начальной датой Первой русской революции 1905–1907 годов. Историки установили, что эта бойня была спровоцирована как властями, так и революционерами. Каждая из сторон преследовала свои цели.

Однако вызвать революционный взрыв сразу с 9 января не получилось. Начавшееся восстание в столице быстро подавили. И до осени того же года революционное движение в России развивалось достаточно медленно. Еще продолжалась Русско-японская война 1904–1905 годов, и народ не рисковал выступать против самодержавия. Всё изменилось после окончаний войны. Осенью империю парализовала октябрьская стачка железнодорожников, к которой присоединились и рабочие других отраслей. Тогда и в Чите произошли события, положившие начало активной стадии участия нашего города в той революции.

«15 октября группа железнодорожников сделала попытку захватить на станции Чита I вагон с оружием, — писал в изданных в 1975 году „Очерках по истории Читинской областной организации КПСС“ историк Георгий Грунин. — Они успели взять 55 винтовок, когда к вагону подошла рота солдат, вызванная администрацией. Офицер Шпилевский приказал солдатам стрелять в рабочих, но они отказались выполнить этот приказ. Тогда он, выхватив револьвер, выстрелил в рабочего-дружинника Абрама Кисельникова и смертельно ранил его. Доставленный в охранку, Кисельников на следующий день скончался».

В одном абзаце было допущено сразу несколько неточностей, и появились вопросы, ответа на один из которых нет и сегодня. Для того чтобы понять это, обратимся к документам той поры и воспоминаниям участников событий.

Вот что писал прокурор Читинского окружного суда Николай Студзинский в секретном донесении своему начальству в Иркутск:

«15 октября около 9 часов утра толпа забастовавших железнодорожных рабочих в числе около 30 чел., явившись в контору материального склада ст. Чита-вокзал, потребовала от помощника, заведующего складом Щербакова, выдачи им хранящегося в складе оружия или же ключей от сараев скла­да. Получив от Щербакова ответ, что в складе оружия нет и что ключи от сараев находятся не у него, рабочие устре­мились в склад, где отбили замки у четырех сараев, кото­рые обшарили, ища ружья и боевые патроны; не найдя их, они, продолжая поиски, выломали замки у нескольких ва­гонов, стоявших во дворе склада, и, наконец, в одном из них нашли ящики с винтовками, которые и начали расхищать, перебрасывая и передавая через забор, отделяющий двор склада от двора мастерских. В разграблении участвовало около 70 чел. И в это время во двор склада прибыли жандармские унтер-офицеры со взводом солдат, а затем и полу­рота с офицером, поручиком Шпилевским. При приближе­нии их рабочие с ружьями в руках стали убегать, перелезая через забор, на неоднократное требование поручика Шпилевского бросить ружья рабочие не обращали внимания, вследст­вие чего им был произведен в бегущих выстрел из револьвера, которым был ранен рабочий Кисельников, впоследствии умерший. Всего похищено было 79 винтовок, из которых 24 были найдены брошенными во дворах и мастерских, а 55 до сих пор не найдены. Имена и фамилии лиц, участвовавших в этом разграблении, пока не обнаружены».

А вот что вспоминали братья М. и Л. Пента в статье «Глубоко памятное», напечатанной 31 января 1926 года в газете «Забайкальский рабочий»:

«Были приняты меры для разгрузки вагона с винтовками, дабы этим дать возможность рабочим мастерских вооружиться. В разгрузке участвовали в числе других товарищей: Вас. Рябов, Кузнецов, А. Бидерман, Кисельников. Во время разгрузки отряд капитана Шпилевского открыл по нас огонь; нам удалось бежать, но пуля поразила т. Кисельникова, и тело его удалось крадучись на своих руках унести с собой».

То есть поручик привел не роту, а полуроту. И смертельно раненного Кисельникова не в охранку «доставили», а унесли к кому-то на квартиру.

19 октября состоялись похороны убитого рабочего, превратившиеся в огромную по читинским меркам демонстрацию.

Участие в ней приняли не только рабочие-железнодорожники, но и служащие почты и телеграфа, приказчики многих читинских магазинов, гимназисты и учащиеся других учебных заведений города. Разогнать эту демонстрацию власть не рискнула. Правда, мальчишек-учащихся, спешивших на эту процессию, казаки всё же выпороли, что вызвало новый взрыв возмущения. «Сакральная жертва» начала выполнять свою роль. Общество объединилось против властей, а власти были дезорганизованы.

А теперь вопрос, на который нет ответа: кто ж такой Абрам Кисельников? Кроме того, что он был молодым рабочим, членом дружины, созданной социал-демократами, ничего больше неизвестно. Его именем назвали бывшую улицу Торговую на Чите I, которая сегодня являет собой достаточно печальное зрелище.

Никаких данных об этом первом погибшем герое революционного движения края собрать так и не смогли.

Казалось бы, город должен был возмутиться не реакцией власти, а теми, кто пришел грабить оружие. Ведь это событие могло отразиться на криминогенной обстановке. Но дело в том, что в тот момент эта ситуация и так была крайне напряженной, власти явно не справлялись с разгулом уголовников, и рабочие решили вооружиться для того, чтобы поддерживать порядок как минимум на Чите I.

Михаил Кузьмич Ветошкин, участник той революции, член Читинского комитета РСДРП, правда, во время тех событий отсутствовавший в городе (его отправили в Харбин), в изданной в 1949 году книге «Забайкальские большевики и Читинское вооруженное восстание 1905–1906 гг.», писал, что этому помогло то, что тогда «уголовные элементы безнаказанно нападали по вечерам на прохожих, грабили и даже убивали, а местная полиция делала вид, что бессильна бороться с этим».

«Положение с уголовным бандитизмом, — отмечал Ветошкин, — осложнялось еще тем, что после захвата японцами южной части Сахалина, оттуда были выселены уголовные каторжане, которые разбрелись по городам Дальнего Востока и Забайкалья. Будучи лишены крова и средств существования, „сахалинцы“ стали бичом местного населения».

Правда, он по традиции тех лет обвинил во всём власти. Он уверенно писал, что якобы в союз с бандитами вступили члены читинских черносотенных организаций, что сегодня вызывает большие сомнения. Кроме того, он утверждал, что «читинские полицейские власти, напуганные ростом революционного движения, пытались организовать погромы, мобилизуя для этого черносотенные и уголовные элементы». Этому подтверждений тоже нет. Немногочисленная читинская полиция, как могла, боролась тогда с бандитами. Но успехов было мало. Рабочие, не будучи особо революционными, на самом деле решили защитить свои дома и семьи, вооружившись винтовками. Поэтому многие горожане не осуждали их за это.

«Большевики воспользовались этим положением, — писал Михаил Кузьмич, — чтобы перейти в наступление и ускорить вооружение рабочих. Читинский комитет объявил населению, что он видит единственное средство для борьбы с черносотенными погромщиками и уголовными бандитами в скорейшем вооружении рабочих и призвал население города помогать рабочим в приобретении оружия. Так было положено начало вооружению читинских рабочих еще в августе 1905 г. Рабочие железнодорожных мастерских и депо организовали под руководством комитета свою вооруженную дружину. Дружина читинских рабочих скоро стала широко популярной не только в рабочем поселке, но и в городе. В Чите всё знали, что порядок и личная безопасность мирных жителей города и поселков поддерживаются только рабочей дружиной».

Однако после убийства Кисельникова и его похорон ситуация изменилась.

Если об Абраме Кисельникове сегодня ничего особо неизвестно, то о личности убившего его 15 октября кое-что узнать удалось. На сайте «Персоналии 38-го Сибирского стрелкового полка» есть информация о служебной карьере этого офицера.

Шпилевский Марьян Вячеславович, если судить по имени и фамилии, был из польских дворян. Военное училище окончил в 1898 году и начал службу в 12-м пехотном Великолуцком полку. В начале XX века его перевели в Читу, где подпоручик Шпилевский стал служить в резервном батальоне. В 1902 году ему присвоено звание поручика, а в 1904 году он переведен в Читинский пехотный полк.

После трагических событий 15 октября 1905 года поручика перевели во 2-й пехотный Сибирский резервный полк в Чите же. Здесь он, став в 1906 году штабс-капитаном, служил до 1910 года. Затем его перевели в 38-й стрелковый полк, также дислоцировавшийся в Чите, где он дослужился до звания подполковника. В боях Первой мировой не участвовал. Но с начала Февральской революции из Читы уехал. Интересно, что в мае — декабре 1918 года Шпилевский был уездным военным руководителем в советской Перми. Однако с захватом этого города войсками адмирала Колчака он поступил в белую армию. Служил в различных интендантских частях. На 6 января 1920 года служил в Главном интендантском управлении, перебравшемся из Омска в Иркутск.

После разгрома белых Шпилевский перешел на службу к красным. Был принят в главное управление снабжения Народно-революционной армии ДВР. После ликвидации ДВР с ноября по декабрь 1922 года служил в военно-хозяйственном управлении 5-й Краснознаменной армии. И только затем уволился в бессрочный отпуск. Став безработным, до 1925 года продолжал жить в Чите. Только летом того года его опознали и арестовали.

10 января 1926 года в «Забайкальском рабочем» была напечатана статья «Дело убийцы тов. Кисельникова в суде». Данных этой статьи никто до этого никогда не приводил.

«Шпилевский на скамье подсудимых, — рассказывалось в этой публикации. — В убийстве сознается, но… в нечаянном».

Интересно, что бывший поручик выдвинул свою версию: «Он получил приказ и его исполнял. Когда он подошел к рабочим — стал уговаривать оставить вагоны, в руках держал наган, спусковой механизм у которого был испорчен. Приближаясь к толпе, запнулся и упал, револьвер, помимо его желания, выстрелил. Всё просто и ясно. Он старался уладить дело без крови. С этой целью даже не отдавал солдатам приказа стрелять».

Но на суде свидетели его версию не поддержали. По их словам, «Шпилевский сразу же отдал приказ солдатам стрелять. Солдаты отказались. Тогда он сам выстрелил. „Запнулся и упал“ — это выдумка Шпилевского».

Приговор был вроде бы мягким. «Своим приговором суд отмечает, что Шпилевский, „командуя военным отрядом, в момент борьбы рабочего класса за освобождение, проявил себя активным душителем революционного движения и в тот момент, видя, что солдаты, находящиеся под его командой, колеблются и не исполняют его команды стрелять по восставшим рабочим, с целью повлиять на солдат своим примером, — произвел выстрел в рабочего Кисельникова“. Обсудив вопрос о применении к Шпилевскому 2-го примечания к 32-й статье УК, суд определил давность к нему не применять, а принять это обстоятельство во внимание при определении меры социальной защиты. Суд приговорил Шпилевского на основании 67-й ст. УК к лишению свободы со строгой изоляцией на пять лет с поражением в правах на четыре года».

Что с ним стало после окончания срока заключения, неизвестно. Возможно, что живым из лагеря он уже не вышел.

В конце 1905 года «сакральная жертва» свою роль сыграла. И уже 5 декабря отряд дружинников под руководством Антона Костюшко-Валюжанича при содействии члена Совета солдатских и казачьих депутатов Бабенко и ружейного мастера 3-го резервного железнодорожного батальона Грекова произвел захват винтовок в количестве 800 штук на складе названного батальона.

12 декабря дружинники захватили 700 винтовок в штабе того же батальона, 5 января 1906 года — прибывшие из Харбина 13 вагонов с винтовками, а 11 января отцепили от воинского поезда и поставили в железнодорожные мастерские 17 вагонов, в которых находились винтовки, патроны, пироксилиновые шашки и прочее.

В итоге Читинский комитет РСДРП вооружал не только местную рабочую дружину, но и отправлял оружие по другим станциям Забайкальской железной дороги: в Хилок, Могзон, Петровский Завод, Верхнеудинск, Борзю, где также были организованы рабочие дружины. Более того, 9 января 1906 года в годовщину Кровавого воскресенья в центре Читы была устроена демонстрация вооруженных рабочих, которую никто не рискнул разогнать.

Генерал Павел Ренненкампф, отправленный из Маньчжурии наводить порядок на Транссибирской железной дороге, писал в своем приказе, что город Чита «был центром всех мятежных организаций Забайкалья, имея своих руках громадные склады огнестрельного оружия и взрывчатых веществ — более 30 тысяч винтовок, 500 тысяч патронов к ним, до 300 пудов пироксилина и других взрывчатых веществ».

Однако одно дело защищаться от уголовников или пройтись с оружием по центру столицы Забайкалья, совсем другое — сражаться с регулярными казачьими частями, прошедшими через бои с японцами. И рабочие приняли верное решение — они просто сложили оружие и разошлись по домам. Винтовки не понадобились. Чита была занята без кровопролития. За что генерал Ренненкампф получил он начальства нагоняй.

Показательного разгрома Читинской республики не произошло. В марте 1906 года после суда были казнены лишь четверо из числа активных участников тех событий (большинство руководителей вооруженного восстания покинули город раньше), среди которых не было ни одного рабочего-железнодорожника. Но это уже другая история.