«Блин, как классно быть дворником». Будущий учитель истории метет парк в Чите и размышляет о проблемах школы

Георгий Юрманов — студент второго курса. Он хочет стать учителем истории, уже несколько лет работает вожатым в детском лагере, но сейчас подрабатывает дворником. При этом не видит в этом ничего такого, несмотря на общественные стереотипы. Он, помимо прочего, еще и организует общественные мероприятия в проектном офисе. Мы поговорили с Жорой о том, почему подметать парк не стыдно, и о том, отличается ли чем-то современное поколение от тех, кому за 30.

— Давай начнем с описания. Представь, что у тебя есть страничка в «Википедии» за заслуги, которые будут когда-нибудь потом. Что будет написано в абзаце, который рассказывает о твоей жизни сейчас?

— Студент, который подрабатывает, мероприятия организует, репетиторством занимается. По мероприятиям — в них чаще всего аудитория та же, что в детском лагере «Парус». Это не связано, но люди, приходящие на них, совпадают. Мы проводили «Тыквенный спас», «Меняльник» — это когда ты приносишь какую-либо вещь и меняешь ее на любую другую вещь, которая нужна тебе. Проводим всё в проектной школе «Вектор будущего».

— При всём этом ты сейчас работаешь дворником. Как ты оказался в этой профессии?

— Очень просто. Пришел и устроился.

— А зачем?

— Это стабильная работа, которая приносит трудовой стаж. К тому же это социально-одобряемая профессия, скажем так. Представь, не будет дворников — будут грязные улицы. Дворники есть — улицы чистые. В основном работаю в Парке пионеров.

— Как относишься к типичной фразе родителей, по крайней мере в моей детстве она периодически звучала, — «Будешь плохо учиться, будешь дворником»?

— Ну сдал я ЕГЭ. Стал дворником. Ничего в этом плохого нет. В целом это такая же профессия, как и остальные. Почему родители ей пугают, я не понимаю. Даже когда я был маленьким, думал: «Блин, как классно быть дворником».

— Люди как реагируют? Показывали ли на тебя пальцем мамы?

— Хорошо. Не встречал ни одной негативной реакции ни на факультете, ни от прохожих. Мамы обычно просят лопату подержать или, например, был случай: бабушка в парке гуляла с детьми, а они не слушались, попросила меня пальцем пригрозить и сказать: «Надо домой идти». Какие-то добрые вещи в основном происходили.

— Платят нормально?

— Для моей 0,5 ставки — это хорошо.

— А хорошо для тебя — это сколько?

— Я сейчас делаю ремонт в квартире, в которую планирую переезжать с Ариной (девушка, которой Георгий сделал предложение летом. — Прим. ред.). У Арины сумма факторов, приносящих деньги, больше, но скидываемся мы одинаково. Мне хватает зарплаты еще купить игры три в интернете на распродаже.

С Ариной пока не поженились потому, что чтобы жениться, нужно стабильно работать и стабильно где-то жить, а пока в той квартире, где ремонт, санузла даже нет.

— Насколько я знаю, у тебя есть свое помещение, и ты там можешь развивать бизнес.

— Во-первых, помещение мое не полностью. Я там скорее завхоз. Я знаю, что там есть, проверяю, запускаю туда людей, возможно, ставлю арендную плату и половину от нее отдаю организации — «Поколение уверенного будущего», половину мы делим с Ариной, потому что мы вместе работаем. Сильно на этом много денег не заработаешь, потому что у нас есть «Точка кипения» и другие большие популярные пространства.

В помещении «Вектора будущего» меньшее количество мероприятий можно провести, оно больше подходит для конференций просто из-за размера. Чтобы его раскручивать, надо забыть про учебу, забыть про все активности и заниматься только этим.

— То есть это для тебя тоже подработка? Секрет, как именно ты его получил?

— Можно сказать, подработка. Не секрет. Я его даже не получал. Оно не мое, я там управляющий, хотя и так это будет неправильно называть. Когда у нас берут его под запрос, открываю его либо я, либо Арина.

У меня отец занимается общественной деятельностью. Так получилось, что в Чите у него появился такой проектный офис, поскольку самого отца и людей из его команды здесь нет, единственный, кто остался — я. Поэтому стараюсь это как-то развивать. Чтобы мне не было одному тяжело, мы взяли обязанности по работе центра вместе с Ариной.

— Напомни, сколько лет ты работаешь вожатым? Как в этой профессии оказался?

— Работаю три года. Первый выезд с детьми в качестве вожатого у меня был в 17, а в качестве наставника и тренера я работал с 16. Ну как работал. У меня просто была возможность попробовать себя в чём-то, и я ее использовал.

— То есть ты в 16 был наставником в том числе для таких же 16-летних ребят?

— Они зачастую взрослее меня были. Было мероприятие от «Молодой гвардии „Единой России“» в Москве — школа проектных технологий. Там я был «помогатором» — настраивал аппаратуру, проводил какие-то мероприятия. В Чите была похожая штука для медколледжа, там я тоже был наполовину тренером. В тот момент мероприятия я проводил для студентов.

— А как они относились к тому, что мальчик младше чему-то их учит?

— Никто не мог угадать мой возраст. По мне было сложно понять — борода уже росла, волосы длинные.

— Как ты вообще стал вожатым в 16 лет? Обычный школьник не может оказаться в Москве и быть «помогатором» на мероприятии «Единой России», он, скорее, по заброшкам бродить будет.

— Тут надо сказать моему отцу. Он сильно помогал мне развиваться. Собственно, он и вытянул меня в Москву. Перед тем как поехать, я, конечно, изучал вопрос, погружался в тему. Всё серьезно было. Не просто взял и поехал, а именно работал.

— То есть если бы у тебя такая возможность была, но ты не подошел бы к ней ответственно, ты бы сейчас здесь не оказался?

— Абсолютно.

— Мешают ли тебе твои длинные волосы и неординарная внешность в жизни? Докапываются ли по этому поводу?

— Пока нет. Пока учителем не стал работать, это мне не мешает совсем. Потом уже будет школьный дресс-код, надо будет побриться, волосы подстричь. Когда дворником работаю, тоже вопросов нет. Там главное, чтобы удобно было и тепло.

— Ты как будущий преподаватель и вожатый как относишься к мнению, что современная молодежь деградирует из-за гаджетов и новых технологий?

— Деградирует в плане? Какие функции мы теряем? На мой взгляд, нет. В современном мире очень странно не использовать телефоны, приложения. Вообще, я не думаю, что дети деградируют, просто им нужно давать вектор развития — это должны делать родители и преподаватели, потому что у школы воспитательная функция. Важно давать понимание, что телефон — это не только СДВГ-тыкалка (СДВГ — синдром дефицита внимания. В этом контексте имеется в виду способ убить время, занять руки и голову. — Прим. ред.), но и еще и вещь, полезная для изучения чего-либо.

У меня, например, много учебных пособий, периодически открываю исторические документы. Для этого же в школе телефон тоже можно использовать, но это должно быть ограничено и контролируемо.

— Современное поколение отличается чем-то?

— Берем среднестатистического ребенка из полной семьи. У него базовые сферы интересов больше, он знает больше о том, чего не знаю, например, я. Это происходит потому, что мне было доступнее кино, а тот же YouTube, в отличие от них, я начал смотреть в 2014 году.

Тогда тоже был популярен брейнрот-контент (контент низкого качества, негативно влияющий на психику и когнитивные функции, к нему относятся, например, короткие видео. — Прим. ред.), как и сейчас. Однако потребности в общении, в том, чтобы тебя поняли, чтобы иметь авторитет среди сверстников, они есть у всех. Они были у меня, они есть у современных детей. Важно эти потребности как-то закрыть.

— Чем новое поколение лучше, а чем хуже?

— Оно не хуже и не лучше, оно просто другое. Есть термин, который гуляет по интернету, мамы на форумах называют это айпад-дети. Это для меня странно. Есть у меня племянница, она как будто бы айпад-ребенок, но ей так же нравится гулять, бегать, как и всем. Всё зависит от методики воспитания, которую выбрал родитель.

— Что сейчас больше всего имеет запрос у детей?

— Важно понимать обстоятельства, в которых ты спрашиваешь у ребенка, что он хочет. На смене в лагере — это одно, в городе — другое. Желание любого человека — нормально отдохнуть, попинать балду и так далее.

Ребенок на смене может желать, чтобы его отряд хорошо поставил вечернюю постановку, потому что это огромная эмоциональная составляющая, вызывающая такое желание. Это может быть более глубинным, если копнуть, но на поверхности всё так. В городе: «Не хочу учить домашку, хочу, чтобы она сделалась сама». Ленивая фантазия. Главные потребности — быть услышанным, быть любимым, чтобы у тебя были друзья. Простое. Человеческое.

— Что сейчас говорят дети о школе?

— Я с некоторыми детьми общаюсь после смены по разным поводам. В школе им сложно. Часть детей из лицея — им сложно из-за образовательной программы, после которой зато выходишь готовым к вузу. В средней школе свои проблемы — но тоже учебный план. К этому добавляются обычные школьные проблемы, которые были и у меня, и у людей, которые учились 20–30 лет назад — школьные конфликты, непопулярность, неудачи в творческой жизни.

— Ты разбираешься в технике, знаешь современные тенденции. Почему тогда ты пошел учиться на преподавателя истории, а не на программиста, которым сейчас многие стремятся стать из-за хорошей зарплаты?

— Тут вопрос не в деньгах. Во-первых, есть профессии, которые тебя всегда прокормят — повар, медик, парикмахер, учитель. Зарплаты всегда будет хватать на кусок хлеба и на то, чтобы его маслом намазать.

Во-вторых, желание быть учителем у меня появилось в классе девятом из-за того, что мне не нравилось, как преподают у меня. При этом у меня были фавориты. У нас на факультете работает Денис Николаевич Беспалько — это для меня пример преподавателя, из-за которого захотелось стать учителем, и я пошел на истфак.

У меня есть одна история не очень хорошая — мой племянник вообще учиться не хочет, он даже девять классов заканчивать не хочет.

Нежелание учиться чаще всего исходило из чего-то такого: «Зачем мне математика, у меня есть калькулятор». И не важно, что математика развивает нейронные связи. Обучаясь в школе, ты накапливаешь базовые знания, которые потом не важно, где ты будешь, тебе помогут. Это касается и истории, и ОБЖ, и биологии, всех предметов. Для меня важно, чтобы ребенок мою дисциплину понял и усвоил. Пускай он не будет отличником, пускай он даже хорошистом не будет, но он должен понимать, для чего это надо. История может ему не нравиться, но программу он освоить должен.

— То есть ты посмотрел на своих учителей, посмотрел на себя и сделал вывод, что надо делать всё по-другому?

— Да. С ними было очень сложно осваивать программу и любить школу. Хотя, на мой взгляд, школу каждый обязан любить. Не в том смысле, чтобы хотелось в нее возвращаться, но пока ты в ней учишься, ты должен понимать: «Вот это мне нравится, вот это нравится, а это я терплю».

— Ты через три года станешь учителем истории и обществознания. Для чего детям знать эти два предмета?

— Обществознание — это базовый проводник во взрослую жизнь. Не зная обществознания, будешь тупить. История — это взаимосвязи, параллели в происходящем. К тому же она воспитывает характер, воспитывает умение анализировать.

— Наукой заниматься планируешь или только преподавать?

— Вообще, хотелось бы, но пока не знаю, какую тему взять. Меня интересует культура, но не нашел тему, которую можно полноценно изучить.

— Эрудированность исчисляется в книгах?

— В книгах — нет.

— А в чём?

— В накопленных знаниях. Книга — это не единственное мерило знаний, которое у тебя может быть. Сейчас книга — это один из форматов получения знаний. Ты можешь их получать, послушав лекции, прочитав научную статью, посмотрев презентацию и так далее. Даже поверхностного научно-популярного видео хватит, чтобы апеллировать какими-то фактами.

— Как найти жену в 19 лет?

— Хороший вопрос. Я бы сам хотел знать на него ответ. Это происходит случайно. Когда ты не ищешь любовь, она к тебе приходит. Я просто жил жизнь, не думал о том, что мне нужна вторая половинка.

— Как вы нашли друг друга?

— Это забавная история, люблю ее рассказывать. Один раз, работая в лагере «Парус» вожатым, я стирал вещи со своим товарищем, рядом стояли девочки и отмывали штаны от смолы. Я начал рассказывать анекдоты про Чапаева. Так мы и познакомились — «так я встретил вашу маму».

— Что для тебя счастье?

— Когда не ищешь способ закрытия базовых потребностей.