Виктории Безуленко 24 года. В сентябре 2021-го на девятом месяце беременности она родила мальчика. Сына сразу забрали в реанимацию с признаками тяжёлой асфиксии. С тех пор она видела Ярослава один раз. Он паллиативный пациент. Это значит, что мальчик медленно умирает. Вика собирается судиться с роддомом. Она считает, что такое состояние ребёнка — вина конкретного врача.
После того как отошли воды, Виктория почти 21 час провела в ожидании самих родов. Это время называется безводным периодом. По её мнению, именно длительный безводный период мог стать причиной такого состояния сына. Сейчас Ярослав самостоятельно не дышит, не может глотать пищу, у него диагностирована гидроцефалия и частично парализованы конечности.
Рожала Вика на 36-й неделе. Вы можете прочитать короткую версию истории
здесь.
В приёмном отделении меня осматривала заведующая этим отделением. Она отправила меня на УЗИ. Врач УЗД у них – это вообще отдельная история. Когда я в сопровождении медсестры туда пришла, врач меня не пустил, сказав, что ей никто не звонил и не предупреждал, поэтому пока врач приёмного отделения не позвонит, она ничего делать не будет. После звонка она провела эхокардиографию плода, а общую оценку его состояния не стала.
После всей этой эпопеи я, наконец, попала в боксированное отделение в районе 14.30. И мой врач, увидев, что общая оценка плода проведена не была, попросил второго врача позвонить врачу УЗД, чтобы она всё-таки сделала УЗИ плода. Та ответила отказом, мол, приводите завтра. А завтра уже было поздно, потому что в 15.00 у меня отошли воды, и меня перевели в родзал.
Я по глупости не взяла туда телефон, поэтому время отследить не могла. Акушерки всё время просили подсчитать схватки, а когда я говорила, что мне нечем засечь время, они просто молчали. Я попросила одну из них сходить за моим телефоном или меня отпустить, на что получила отказ. Будто бы мне нельзя выходить из родзала в палату, а им нельзя трогать наши вещи. Но кто-то же эти вещи из палаты вынес, освободив место для следующей роженицы.
Поэтому схватки я считала по ощущениям, и никого не смущало, что они не начались через примерно 4 часа и их частота менялась неправильно: она или уменьшалась, или резко увеличивалась, но потом долго схваток не было вообще.
Потом мне провели эпидуральную анестезию, я на несколько часов из жизни выпала.
Ночью действие второй дозы закончилось, я не выдержала и сказала о течении схваток акушерке. Она крикнула, что это неправильно, и ушла. Вернулась минут через 15 со своим телефоном, мы стали засекать схватки, но за примерно 13 минут ничего не произошло, хотя уже прошло около 12 часов после отхождения вод. Акушерка сказала, что долго и ждать она меня не может, и ушла.
Через некоторое время пришёл мой врач, я ей сообщила про течение схваток. Она спросила, как сильно я хочу в туалет. Услышав, что не очень сильно, она бросила что-то вроде «Ну сильно захочешь – скажешь». И ушла. Предполагаю, что это было где-то в 4.00.
Не помню, заходила ли она ещё после этого, но в 8 утра случилась пересменка, и она ушла домой, не зайдя в родзал. В итоге роды приняла у меня уже сменившийся врач, думаю, ей больше ничего не оставалась делать. Она вызвала педиатра, потому что, по всей видимости, понимала, что такой длительный безводный период не пройдёт бесследно.
Ребёнок родился 21 сентября в 11.44, то есть безводный период составил 20 часов 44 минуты. Когда я обратилась по этому поводу к юристу, она сильно удивилась и даже уточнила, не перепутала ли я чего.
Ребёнок не закричал, его реанимировали в родзале, потом сразу же унесли в реанимацию. Ко мне в послеродовую палату через час после родов пришёл неонатолог и сказал, что ребёнка необходимо транспортировать в детскую больницу на терапевтическую гипотермию. Тогда же я узнала, что он в родах получил тяжёлую асфиксию.
Через неделю после его рождения уже было ясно, что перспектив у него нет. Терапевтическую гипотермию ему отменили досрочно по показаниям. На сегодняшний день ребёнку 7 месяцев, и он всё так же находится в реанимации КДКБ. Лечащий врач сказал, что до года он точно у них, а там будет видно. Но, скорее всего, ничего не произойдёт, и его не выпишут, так как положительной динамики у него нет уже несколько месяцев».
Выдержка из личной переписки корреспондента ИА «Чита.Ру» с Викторией Безуленко.
Роддом ошибку не признаёт. Врачи ссылаются на инфекцию или гипоксию как на возможную причину нынешнего состояния ребёнка.
Если ребёнок родился до полных 37 недель беременности (до 8,5 месяца), он считается недоношенным. При этом пятимесячных детей (от 22 недель) с массой тела более 500 граммов сегодня считают жизнеспособными, их выхаживают в реанимациях. До 28 недель дети считаются крайне недоношенными, на 36-й неделе поздними недоношенными. Осложнения, которые могут возникнуть в случае преждевременных родов: проблемы с дыханием, приёмом пищи и пищеварением, ростом, зрением или слухом, задержка в развитии, проблемы в учёбе и умственная отсталость, церебральный паралич.
История Вики
Виктория родом из Уссурийска. Она забеременела, когда была студенткой последнего курса Школы биомедицины ДВФУ, и наблюдалась в женской консультации во Владивостоке. Девушка приехала в Читу вслед за мужем Никитой, который поступил здесь в ординатуру. Рожала Вика в городском роддоме №1 на Шилова.
Утром 20 сентября 2021 года Виктория Безуленко обратилась в женскую консультацию с тянущими болями внизу живота. Оттуда девушку на скорой увезли в роддом на Шилова. В приёмном отделении Викторию осматривала его заведующая.
- Она отправила меня на УЗИ. Медсёстры запутались, на какое: «Что оформлять-то: УЗИ плода или только эхокардиографию?» В итоге та, что оформляла, сказала: «Ладно, лучше УЗИ [плода] оформлю». Врач УЗД (ультразвуковой диагностики - авт.) у них – это вообще отдельная история. Когда я в сопровождении медсестры туда пришла, она меня не пустила, сказав, что ей никто не звонил и не предупреждал, поэтому пока врач приёмного отделения не позвонит, она ничего делать не будет. После звонка она провела эхокардиографию плода, а общую оценку его состояния [проводить] не стала.
Роженицу должны были поместить в боксированное отделение до получения отрицательного результата мазка на коронавирус.
- После всей этой эпопеи я, наконец, попала в боксированное отделение в районе 14.30. И мой врач (Елена Каун, заведующая родовым отделением), увидев, что общая оценка плода проведена не была, попросила второго врача позвонить врачу УЗД, чтобы она всё-таки сделала УЗИ плода. Та ответила отказом, мол, приводите завтра. А завтра уже было поздно, потому что в 15.00 у меня отошли воды, и меня перевели в родзал.
- Как проходила беременность?
- Я наблюдалась во Владивостоке. По скринингам всё хорошо, никаких проблем у ребёнка не было. Единственное, ставили многоводие на третьем триместре, но у врача не было никаких вопросов, и сердцебиение прослушивалось у ребёнка, и по УЗИ всё нормально: развивался, рос.
- Что происходило, когда вы попали в родзал?
- Я по глупости не взяла туда телефон, поэтому время отследить не могла. Акушерки всё время просили подсчитать схватки, а когда я говорила, что мне нечем засечь время, они просто молчали. Я попросила одну из них сходить за моим телефоном или меня отпустить, но получила отказ. Будто бы мне нельзя выходить из родзала в палату, а им нельзя трогать наши вещи.
- То есть всё это время, более 20 часов, вы были без телефона?
- Да. За мной пришла акушерка, сказала: «Всё, собирайтесь». Я телефон на тумбу положила. Суета такая [была], я же первый раз рожаю. Не знаю, что можно, а что нельзя. И как-то так я его оставила на этой тумбе. Потом когда ко мне пришли и сказали считать схватки, я говорю: «Мне нечем». Они: «А что ты телефон не взяла?» Я прошу: «Можно, я за ним схожу?» — «Нет, нельзя». — «Кого-нибудь можно отправить?» — «Нет, нельзя. Всё, сиди тут».
- Сами они тоже не считали?
- Да. При этом из палаты дородовой кто-то всё равно вещи вынес, освободил место для следующей роженицы, и мои вещи лежали там где-то в шкафу или где они их складывали. То есть кому-то можно было до моих вещей дотронуться и взять этот телефон с тумбы. Но никто его не принёс.
Безводный период может длиться до 3 дней и даже больше — при исключительных условиях так и происходит. При длительности безводного периода более 18 часов высок риск хориоамнионита - воспаления плодных оболочек. Если он длится больше 24 часов, возрастает вероятность инфицирования плода и родовых путей.
Самые частые инфекционные осложнения у матери и ребёнка развиваются независимо от срока беременности через 6–32 часа после разрыва плодных оболочек, вызывая тяжёлые последствия. Иногда спасти ребёнка не удаётся. Дети в результате длительного безводного периода, как правило, страдают гипоксией, может начаться преждевременная отслойка плаценты или возникнуть аномальная родовая деятельность.
- У вас безводный период длился более 20 часов?
- Почти 21 час: 20 часов 44 минуты. Когда я обратилась по этому поводу к юристу, она сильно удивилась и даже уточнила, не перепутала ли я чего.
В выписке из истории безводный период короче на 4 минуты.
- Речи о стимулировании родов в течение этих 20 часов не шло?
- Врач ещё до того, как у меня отошли воды, сказала, что на таком сроке стимулировать не рекомендуется. Я не знаю, насколько это сейчас в протоколах отражено. Я тоже врач, но не акушер-гинеколог. Поэтому не знаю. Возможно, здесь она (Каун) не ошиблась. Но про кесарево сечение даже речи не шло. Вообще ни разу.
- К вам за это время часто подходили врачи, спрашивали, как вы?
- Да. Но, честно говоря, я не помню, чтобы ночью врач приходил. Акушерки приходили. И вот даже в экспертизе отражено, что с полуночи до 6.00 никого не было. Я-то это плохо помню, часов не было. По дневникам получилось так, что 6 часов они ничего не исследовали, не смотрели, хотя положено каждые 4 часа.
- У вас претензия к одному конкретному врачу?
- Да, Каун Елена Юрьевна. Я смотрела отзывы на сайте «ПроДокторов» и сама оставила. Ещё два-три отзыва такого же характера у неё есть. И это на портале, где не все [из женщин, проходивших лечение у врача] оставляют [мнение].
Ветка про стимуляцию родов на 35-36 неделе на сайте babyblog.ru.
- До утра к вам никто не приходил, исследование не проводили. Потом утром они пришли, и что делали?
- Акушерки приходили, смотрели, но отношение там тоже такое... Я помню, что под утро, часа в 4.00, пришёл врач, и я ей сказала, что со схватками что-то не то, а она спросила, не сильно ли я хочу в туалет. Я ответила, что вроде бы не сильно. «Ну сильно захочешь – позовёшь». И она ушла.
- А что было не то со схватками?
- Когда у меня отошли воды, схваток не было — были только тянущие боли, с которыми я и поступила в роддом. По ощущениям, так продолжалось часа 3-4, затем начались слабые нерегулярные схватки разной силы. Я думала, что всё только началось и немного позже процесс будет более активный. К ночи стало больнее. Мне провели эпидуральную анестезию.
Я хорошо запомнила, как лежу в схватке, которая была очень болезненной и долгой, а Елена Юрьевна подходит и спрашивает: «Ну что, делаем эпидуральную анестезию? Делаем? Делаем?» Говорю, что да. Она опять: «Делаем, я не слышу?» Снова говорю, что да. Через какое-то время пришёл анестезиолог.
[Он] самый адекватный, по-моему, в этой смене был. Всё объяснил, всё рассказал, какие могут быть нежелательные реакции. Никаких реакций со стороны моего организма не было. Мне сделали первую дозу лидокаина, я вроде как даже уснула на какое-то время. Может, 40 минут, может, 2 часа. Он сказал, что на 2 часа этой дозы хватит. Но я не знаю, сколько времени прошло. Через какое-то время [он] пришёл ставить мне вторую дозу, и я опять выключилась. Видимо, потому что схваток не было, организм устал и я уснула. Тоже не знаю, на какое время.
Проснулась я оттого, что начались схватки, довольно-таки болезненные. Но я заметила, что с ними что-то вообще не то. Если до этого они были [хоть] как-то похожи на схватки, то потом они вообще ни на что не были похожи. Это [было] какое-то истеричное сокращение матки, очень-очень быстрое, короткое и по общей продолжительности тоже не очень длинное. И потом большой-большой перерыв.
Я за этим наблюдала, не понимала, как считать вообще. Пришла акушерка, я ей говорила, что не понимаю, что происходит, у меня что-то не так. Прошло уже около 12 часов после отхождения вод. Она сказала: «Ну, это неправильно». И ушла. Она вернулась через какое-то время - 10-15 минут - со своим телефоном и стала засекать со мной схватки. И мы засекли конец схватки, буквально через 10 секунд она прекратилась. Потом мы стояли 13-15 минут, и ничего не было.
- Вы тоже стояли?
- Да. Меня периодически то клали, то поднимали, говорили: «Ходи». [В этом нет] ничего такого. И вот мы стоим, ничего не происходит, она выключает таймер и говорит: «Ну я не могу здесь стоять, у меня ещё работа». Я думаю: «Ну, здорово».
- Она никого к вам вместо себя не отправила, чтобы посчитать?
- Нет, никого. Хотя, может, и позвала, но врач пришёл только минут через 40, спросил про туалет и ушёл. Как я понимаю, в 8.00 у них пересменка. Больше я её не видела, ну, по крайней мере, я этого не помню.
- А роды кто у вас принимал?
- Клеусова Анна Евгеньевна. Она тоже была в кабинете, когда я поступила и разговаривала с Каун. Не помню, заходила ли Каун ещё [после визита ранним утром]. Думаю, Анне Евгеньевне больше ничего не оставалась делать: она вызвала педиатра, потому что, по всей видимости, понимала, что такой длительный безводный период не пройдёт бесследно.
«Честно говоря, я не очень хотела сюда ехать [в Читу], как будто что-то чувствовала».
- Вы родили, и ребёнка сразу забрали?
- Из родзала сразу забрали, мне показал его педиатр: посмотрите, запомните. Его подняли в реанимацию, там уже осмотрели, консилиум собрали и решили транспортировать в детскую больницу. Сначала он находился в шестом отделении реанимации новорождённых и недоношенных детей на Новобульварной, сейчас он в КДКБ на Шилова, 48, в 22-м отделении.
- Сколько раз вы его видели?
- Один раз его удалось посетить, 19 апреля. Всё решалось через главного врача, мы писали заявление, сдавали тесты на ковид, только тогда нас пропустили.
«Тут виден и размер головы, и трахеостома, и зонд гастростомы. Лапароскопические швы тоже видны, если приглядеться: [Ярославу] проводили гастрофундопликацию (оборачивали дно желудка вокруг пищевода), чтобы не было обратного заброса содержимого желудка в пищевод».
- Никаких улучшений за это время нет?
- Его стабилизировали просто, и всё. Ему хуже не становится и лучше тоже. Он уже паллиативный пациент, мне как раз отдали документы. По решению комиссии он находится на паллиативном лечении.
- Врачи свою ошибку не признали?
- В роддоме нет, у меня есть копия результатов служебного расследования, там всё прекрасно, никаких нарушений нет.
- Почему тогда ребёнок в таком состоянии?
- Они пытались всё списать на внутриутробную инфекцию. Но при этом у меня все скрининги есть, там результаты отрицательные. Есть антитела к краснухе, но я привита от неё, и это вакцинальные антитела. Они как были высокие, так и после родов, [когда] я их сдавала, они остались такими же высокими.
- Почему они ссылаются на инфекцию? Вас же обследовали до родов [во Владивостоке], и если бы была инфекция, о ней было бы известно. После родов вас не обследовали?
- Нет, я сама уже сдала, когда увидела у ребёнка антитела к разным [инфекциям]. Сравнила со своими в карте, [теми], что у меня отрицательные, решила пересдать. Я так поняла, что у них [в КДКБ] более точная аппаратура, и она выявила этот низкий титр антител. Видимо, в моей женской консультации этот низкий титр антител она не выявляла.
Ему поставили асептический менингит - воспаление мозговых оболочек. У Ярослава брали ликвор, спинномозговую жидкость. У него стала нарастать гидроцефалия, и ему сразу люмбальной пункцией и давление сняли, и ликвор отправили на ПЦР-исследование и бактериологическое исследование. Там никаких возбудителей обнаружено не было.
- То есть асептический менингит - это уже последствия послеродовые?
- Да, они [могут быть] связаны с асфиксией и кровоизлиянием.
Титр антител — предельное разведение сыворотки крови, при котором могут быть обнаружены антитела. Он позволяет оценить количество и разнообразие антител в крови человека и коррелирующую с ними силу иммунного ответа организма. Анализ на антитела проводится, чтобы определить, была ли перенесена инфекция, и сделать вывод о необходимости прививки в случае отсутствия специфичных антител в крови организма.
Асептический менингит вызывается вирусами, микобактериями, спирохетами, грибками, лекарствами и злокачественными новообразованиями. У него может быть и неинфекционная этиология (происхождение). Есть системные заболевания, которые связаны с поражением мозговых оболочек, и есть медикаментозный асептический менингит - он чаще всего возникает при приёме нестероидных противовоспалительных препаратов, антибиотиков, внутривенного иммуноглобулина и моноклональных антител (это антитела, которые разработаны в лаборатории и вводятся пациентам в рамках специализированной терапии).
- Сколько длились сами роды?
- Потуги начались уже после заступления новой смены, они длились часа два. Никакой искусственной стимуляции не было, всё сама.
- Я правильно понимаю, что можно было сделать кесарево, не дожидаясь 20-часового безводного периода?
- [Я так поняла], нет регламентированного безводного периода, который бы [определял необходимость] для кесарева сечения или стимуляции. Всё очень индивидуально. Я разговаривала со знакомыми из медицинского университета, говорят, что есть такое правило - я не знаю, негласное или гласное, - что если схватки не начинаются 12 часов, то [врачи] начинают вмешиваться. А тут мне говорили: «Всё нормально». Теоретически допускается до 72 часов, но я вообще не знаю, что там можно родить через 72 часа после отхождения вод.
- Выходит, что у вас критический период длился 8 часов?
- Ну да. Может быть, если бы схватки шли нормально, удлинялись, а период между ними укорачивался, и если бы динамика была нормальная, то, возможно, всё бы прошло хорошо. Но схваток толком не было, и эксперт написал, что это была родовая слабость.
- То есть нужно было стимулировать или кесарить?
- Что-то из двух. Если врач сказал, что стимулировать не рекомендуется, у него был только один вариант. Я помню, что раскрытие [матки], которое они проверяли, нарастало на полсантиметра. Они сначала довольно часто меня проверяли, до 12 ночи они каждые часа 2 ко мне подходили. И я замечала, что оно нарастает на полсантиметра. И спрашивала: «Не медленно ли это?» А потом я уже не помню. Помню, что ночью было около 4 сантиметров. Подошла акушерка, мы с ней поругались ещё, потому что она грубо смотрела, больно. Я ей сказала: «Мне больно, смотрите аккуратнее». Она сказала: «А как ты рожать собралась?» И… она буркнула, что 4 сантиметра.
- У вас были осложнения после родов?
- Слава богу, нет.
- Получается, ребёнок просто лежит и умирает?
- Да.
- На сколько всё это может растянуться?
- Они не говорят, они сами не знают. Они говорят, что может прожить неделю, а может, и 20 лет.
- Тело развивается [нормально], ребёнок растёт?
- Да, единственное, что за счёт паралича у него не развивается мышечная масса. Вес он вроде бы набирает, но мышечную массу он теряет, и в стабильной массе сейчас остаётся.
- Помимо паралича, что дала асфиксия, как она повлияла на мозг?
- У него поражение мозга. [Ярославу] поставили перинатальное поражение центральной нервной системы. Основной диагноз: гипоксически-геморрагическое поражение головного мозга.
Я помню, как стояла забирала свидетельство о рождении и разговаривала с врачом. И она говорила, что «тут всё понятно»: «Кровоизлияние в желудочки - это однозначно ДЦП, если он выберется. Это в лучшем случае. В худшем сами понимаете». Смерть. Это было через неделю после родов. Я стояла, и у меня [была] пелена слёз перед глазами. Я не понимала, куда мне деться.
А потом, когда он через неделю стабилизировался, стало понятно, что выздоровлением тут... не пахнет. В картах есть периодические эпикризы. И они пишут, что прогноз для выздоровления неблагоприятный.
- Вы сразу приняли решение собирать документы и готовить их в суд?
- Нет, не сразу. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Я сначала не хотела этим заниматься по понятным причинам - просто сил не было. Мне посоветовали юриста, который занимается медицинскими делами, Анастасию Коптееву. По её рекомендации я запросила все экспертизы. Мы обратились к Коптеевой в феврале. В данный момент документы в суд пока не поданы, мы ждём экспертизу минздрава. Потом будем запрашивать независимую досудебную экспертизу и затем уже судебную.
- С каким требованием вы пойдёте в суд? Будете обращаться в Следственный комитет?
- В следственный не очень хотелось бы, потому что есть подозрения, что всё будет не в нашу пользу. Мы сами гражданское дело будем возбуждать. А там я уже с юристом поговорю, можно ли возбуждать уголовное дело.
- Страховая дала заключение, что это страховой случай и есть вина врачей?
- Да.
- Вы встречались с руководством больницы?
- Когда я запрашивала копии карт своих, историю новорождённого, когда за результатами служебного расследования приходила, все просто опускали глаза и говорили: «А, вы Безуленко, да? Ой, это у вас мальчик на терапевтическую гипотермию уехал?» И всё.
- То есть они даже не извинились, никакого разговора не было?
- Нет. Единственное, когда меня пустили в послеродовую палату, минут через 10-20 после родов, ко мне подошла Клеусова Анна Евгеньевна и сказала: «Мы не знали, что так получится, извини».
- Какие шансы есть на то, чтобы история закончилась в вашу пользу или чтобы врача отстранили от работы?
- Насчёт отстранения мы не разговаривали. На то, что это решится в нашу пользу, шансы довольно высоки. [Коптеева] говорит, что были дела и с меньшим безводным периодом, и их выигрывали, и были более спорные ситуации. Она сказала: «У вас довольно однозначная ситуация».
- То есть многоводие - это не причина для таких последствий?
- Я когда забеременела, много читала про многоводие и про маловодие. Оно бывает идиопатическим, то есть беспричинным. И у меня никакой установленной причины не было. У меня не было отёков (до 32-й недели), не было повышенного давления, не было инфекции, установленной во время беременности. Ничего. Многоводие может приводить к преждевременным родам, но опять же, роды у меня случились не очень в срок, но почти. То есть к каким-то критичным последствиям для плода они не должны были привести, как бывает на 32-й неделе, когда их выхаживают. Такого не должно было быть.
- Вы знаете, есть ли родители, которые имеют похожие претензии к Елене Каун?
- Я не знаю, как законно и легально их искать. У врачей есть врачебная тайна, у юристов - тоже. Поэтому я не пыталась.
«Когда я находилась под анестезией, я несколько раз просыпалась от того, что меня било током. Прямо над кушеткой находилась розетка, к которой проведены провода. С виду они под пластмассовой изоляцией, но, по всей видимости, где-то копится заряд. Вряд ли это повлияло на ребёнка, но тем не менее это небезопасно».
- Если ребёнок - паллиативный пациент, вы не можете его забрать, потому что он на аппаратах? Или можете?
- Теоретически можем. Для этого нужно у государства запросить всю аппаратуру, ИВЛ, смеси. Не знаю, насколько реально их получить. Тем более в нынешней ситуации. Мы с мужем приняли решение, что не будем этим заниматься. Это очень тяжело психологически и физически. И для этого нужно кому-то одному из нас отказаться от работы и вообще от какой-то социальной жизни. Поэтому мы решили, что всё равно лучше врачей, профильных специалистов ему никто не поможет. Поэтому он остаётся в больнице.
- А есть какая-то статистика, сколько такие дети живут? Врачи говорят, что от 2 недель до 20 лет, но это же условно.
- Я пыталась у предыдущего врача, пока [Ярослав] в реанимации новорождённых лежал, узнать хоть что-нибудь. Она говорила: «По-разному». Я пыталась найти какую-то статистику сама, но тоже ничего конкретного не нашла. У кого-то действительно живут два дня и умирают, а у кого-то живут на аппарате и 20-30 лет.
- До какого возраста его будут держать в детской реанимации, если он будет жить долго?
- До 18 лет. Потом его переведут во взрослое отделение. Там он продолжит те же процедуры.
Источник в сфере здравоохранения, близкий к ситуации, комментируя корреспонденту ИА «Чита.Ру» историю Виктории Безуленко, сказал, что обычно дети с подобными осложнениями после родов живут не более 1 года. Он также отметил, что нарушения при оказании медицинской помощи были.
«Я думаю, тяжело оставаться равнодушным»
- Долго восстанавливались после этого?
- Физически достаточно быстро восстановление прошло, 3-4 месяца. Психологически я вот даже, мне кажется, до сих пор не восстановилась. Потому что бывает так, что когда у наших соседей снизу плачет маленький ребёнок, у меня что-то щёлкает в голове, и я тоже начинаю плакать. В целом, конечно, сейчас легче, чем полгода назад. Но всё равно тяжело.
- Вы не готовы пока возвращаться к вопросу беременности?
- Пока нет. Я как представлю, что нужно вернуться в этот роддом, меня уже передёргивает.
- Когда вы начали освещать свою историю в соцсетях, вам писали женщины с похожими историями?
- Нет.
- То есть ваша история - довольно нетипичный случай?
- Да, но я так понимаю, что для врача — типичный. Я не поняла, почему её не уволили. Ну ладно, не по статье, но руководство-то видит, что она делает: почему её просто не попросили уволиться [саму] хотя бы?
- Вы будете взыскивать с больницы только моральный ущерб?
- Да, потому что я разговаривала с акушером-гинекологом, она сказала, что у нас [в стране] плод никакого правового статуса не имеет, и взыскать ущерб за тяжкий вред, причинённый здоровью плода, практически нереально. Вот если бы родившегося ребёнка уронили, тогда ему вред нанесён. А так как он был в утробе, [возможен] только моральный вред [матери].
В России «правоспособность гражданина наступает с момента рождения и прекращается с момента наступления смерти (п. 2 ст. 17 ГК РФ). Таким образом, границы правоспособности имеют объективные основания и не могут устанавливаться произвольно, а у государства реальная возможность гарантировать права человека появляется лишь с определённого момента жизни человека. В 2018 году СК РФ было возбуждено более 2,2 тысячи уголовных дел, связанных с дефектами оказания медицинской помощи. Среди врачей, совершивших преступления в сфере профессиональной деятельности, вторая позиция отводится акушерам-гинекологам (17%)».
По данным источника ИА «Чита.Ру» в следственных органах Забайкальского края, почти все дела, связанные с причинением вреда при родах, отправляются в корзину из-за сложности в расследовании: тяжело доказывается не только сам факт врачебной ошибки, но и наличие связи этой ошибки с последствиями. Источник подчеркнул, что ошибки и правда может не быть, что не отменяет претензий родителей к врачам, и в гражданском порядке они могут рассчитывать на компенсацию.
- У вас появилось молоко?
- Да.
- Его не сцеживали, чтобы ребёнка кормить?
- В родзале сцедили немножко. Но у него было крайне тяжёлое состояние, ему вводили парентеральное питание, по вене. Плюс когда он стабилизировался, его осматривал невролог и увидел, что он не сглатывает, у него копится во рту слюна, и он постоянно срыгивает всю эту смесь. Они поняли, что он глотать не может.
- Быстро потом молоко пропало?
- В течение месяца где-то.
- Вы после этого случая проходили психотерапию?
- Я занимаюсь с психологом. Я с ней занималась и в течение беременности. Изначально не по поводу беременности. Потом уже во время беременности тревожность свою сбивала. Только у нас получилось мою тревожность убрать, случилась новая беда.
- Муж ваш как?
- Я с ним пыталась поговорить в начале, было тяжело, он был нервный, ушёл в себя. Он, конечно, не плакал так, как я. Сейчас вроде как неплохо. По крайней мере, на контакт мы друг с другом идём. И даже вот когда мы сходили к сыну… Он до этого нейтральную позицию занимал по поводу всего этого разбирательства. Сказал: «Я посмотрю ещё, что из этого может выйти, я не знаю, не уверен». Но когда он его увидел, то сказал: «Нет, давай наказывать». Он увидел, что с его сыном сделали. И я думаю, что [в этом случае] тяжело оставаться равнодушным.
- Когда Ярослава забрали с асфиксией, там вообще был какой-то шанс его спасти?
- Его транспортировали уже с тяжёлой асфиксией. Мне неонатолог сказал, чем раньше мы его направим в больницу на гипотермию, тем лучше. Но отправили его через 3 часа, он был на пассивном охлаждении. Я так понимаю, что при тяжёлой асфиксии стоит вопрос, выживет или нет, потому что непонятно, насколько мозг в такой ситуации поражён.
- Сейчас у вас с мужем всё хорошо?
- Да, разводиться мы не собираемся.
- Вы говорили, что все опускали глаза, когда вы приходили. Вы вообще ни с кем не говорили, то есть даже в кулуарных разговорах они не допускают, что это была ошибка?
- Я разговаривала только с секретарём, с юристом, когда пришла за актом служебного расследования. И врачом, который меня осматривал в приёмном отделении. И вот врач опускает глаза, секретарь хмурит брови, юрист... просто юрист. Он равнодушен.
«Искать правых и виноватых сейчас сложно». Версия врачей
Заведующая родовым отделением Елена Каун отказалась от комментариев и попросила обратиться за пояснениями к главному врачу. Принимавшая роды Анна Клеусова также не стала отвечать на вопросы: «Извините, но как непосредственный участник процесса я не вправе давать комментарии средствам массовой информации».
Главный врач городского родильного дома №1 Елена Фалько считает, что в случае с Викторией Безуленко «искать правых и виноватых сейчас сложно».
- Во время беременности у женщины была инфекция, что подтверждают бактериологические посевы. Назвать точную причину состояния ребёнка очень сложно. Это может быть и инфицирование, и гипоксия. Во время беременности лечения инфекции она не получала. Когда она поступила к нам и когда отошли воды, согласно протоколам, мы начали антибактериальную терапию. За маловодие (у Виктории было многоводие - авт.) косвенно говорит инфекция.
Да, мы должны были проводить фетальный мониторинг, но в тот момент у нас было ещё восемь рожениц, и мы не располагали мониторами на такое количество родов. Это единственный момент. [При этом] согласно протоколам выслушивалось сердцебиение стетоскопом. Нужно разбираться, почему на протяжении беременности инфекцию не лечили.
Вика не помнит, чтобы у кого-то из врачей были стетоскопы.
Комментарий юриста
Анастасия Коптеева подтвердила, что консультировала супругов Безуленко и рекомендовала им начать досудебную процедуру сбора доказательств, включая подачу жалоб о проведении проверки по качеству медицинской помощи в профильные ведомства.
- [Комментировать] без предварительных оценок контролирующих ведомств по этому случаю сейчас не считаю допустимым. Есть судебная практика по спорам с городским родильным домом. Этот случай подлежит самому строгому правовому анализу, прежде чем публично давать ему оценку. Обвинения в паллиативности ребёнка по вине врачей нужно подкреплять документами, доказательствами.
Есть ли сейчас такие правовые аргументы у Безуленко, мне неизвестно. В её случае срок длительности родов был очень долгим. Этот момент тоже надо изучать, мог ли он иметь негативные последствия. После изучения документов можно уже понять, какова правовая перспектива судебного разбирательства и предварительные оценки.
В распоряжении ИА «Чита.Ру» есть данные о жалобе в краевой минздрав, связанной с родами ещё одной девушки, которая также находилась под наблюдением Елены Каун в городском роддоме в 2020 году.
ИА «Чита.Ру» направило в краевой минздрав запрос о числе жалоб на действия Елены Каун за последние 5 лет, а также о том, были ли по этим жалобам выявлены нарушения при оказании медицинской помощи.