Раньше я часто думала о боли — чаще, чем ее чувствовала. Оказалось, что меня мало чем можно пронять по-настоящему. Я не про сожаление, сочувствие и прочие эмпатические понятия, а именно про боль, которая не «к кому-то», а «от себя».
В 5 лет я упала со шведской стенки в гостях — мы делали на спор сальто с девочкой-гимнасткой. Я была гуттаперчевой, но сумасшедшей в плане доказывания всем своего превосходства, и в какой-то момент разошлась, сломав левую руку. Открытый перелом в ожидании скорой начал болеть — это была первая настоящая «нестерпимая» боль в моей жизни. Но я не плакала даже, продолжая сначала что-то то ли доказывать, то ли стесняться. А потом просто привыкла к этому ощущению. Иногда тебе проще принять какие-то вещи и наблюдать за всем как бы со стороны, лишь констатируя для себя факт: это больно.
Следующие несколько месяцев я провела в нерюнгринской районке. Сначала мне сделали неправильный гипс, потом не могли вытащить спицы вовремя, потому что у меня начался гайморит и поднялась температура. Отправили на жутковатую «кукушку» — это была какая-то установка, которая промывала нос и выкачивала гной. В тот день случилась еще одна отвратительная боль, непередаваемое словами колкое чувство в носоглотке. И в довесок немного унижения с бессилием против врачей, быстрых и утешающих потоком всех детей и взрослых в придачу.
Потом была финальная операция, когда врачи вытащили спицу, а следующим этапом — разработка руки, которая почти 3 месяца находилась в неподвижном состоянии. Мне делали массаж. Я орала первые разы, пугая детей и родителей центра реабилитации. Тетя Люда, массажистка, говорила мне терпеть — и я терпела, сначала молча рыдая, а потом уже просто стиснув зубы.
На ментальном уровне, наверное, происходит такая же адаптация. Однажды тебе причиняют боль — сильную, обжигающую, разъедающую обидой и злостью, непониманием или жалостью, отчаянием или унынием, а твой болевой порог возрастает.
Мощность стимула при этом не имеет значения: «Ни порог боли, ни уровень ее переносимости не могут определяться параметрами внешних воздействий». Так пишут в Википедии. Пишут, что всё индивидуально.
Всё же так странно, что маленькой я что-то реальное, физическое могла терпеть. А в 25, например, валялась на полу с открытым настежь балконом и рыдала, думая, что хуже быть не может. Не может быть переживания больнее, уникальнее, страшнее, чем в этот момент.
Упивалась ли я этим состоянием? Надо быть, конечно, вконец оторванной, чтобы наслаждаться моральным страданием. Поэтому да, в какой-то мере я упивалась. Лежишь, рыдаешь, день проходит, вроде и делом занимаешься.
Совсем обесценивать те чувства я не собираюсь. Потому что единственное, что я за эти годы четко уяснила, — боль надо проживать. Не запрещать себе плакать и кричать, корячиться, а потом заедать всё это дело, спать сутками. Но при этом не пытаться перманентно анализировать проживаемую/прожитую боль. Вызывать ее, копаться в ней, докапываясь в итоге до жалости.
Что, если просто наблюдать, как в буддийских учениях? Вот течет река, вот бежит собака соседа, а вот мне больно, а вот солнце так освещает багульник красиво, что его лепестки издалека кажутся роем светлячков.
Для того чтобы порог вырос, придется прочувствовать, как болит. Как болит в груди от несчастной любви. Как больно терять кого-то. Вспоминать спонтанно плохое. Как больно от непонимания, от невозможности что-то изменить.
Люди всегда будут делать что-то, от чего нам может быть плохо. Но мы и сами часто держим этот метафорический нож, прокручивая его раз за разом.
Болевой порог неизбежно растет. Я понимаю, что есть исключения, и кто-то, наоборот, будет боли избегать, не выносить ее. Избегание — это тоже способ выживать.
Но чаще внутри нас в такие моменты просыпается сила. Если вам сейчас больно — вспомните, что всё отступает. И это ощущение отступит.
Вот небо искрится первыми звездами, вот вы читаете на телефоне текст, вот вам (может быть) больно, вот гудит поезд — эти гудки слышно в любой точке города, вот собака уткнулась вам в бок. Всё это временно — так же, как и ваша боль.