«Что-то поделал, устал, забил». Как идет строительство детской больницы на Коханского и почему подрядчик не тянет

Краевая детская клиническая больница на улице Коханского — один из самых дорогих объектов бюджетной стройки Забайкалья, его общая стоимость составляет около 7,5 миллиарда рублей, в том числе контракт на строительно-монтажные работы на 5,5 миллиарда. И это один из самых проблемных объектов: его должны были первоначально построить в 2024 году, но теперь срок перенесли на 2026 год. Подрядчиком строительства выступает бурятская компания «Дом-2000», от представителей которой заместитель руководителя Службы единого заказчика Забайкальского края Виктор Гусляков получил откат за пособничество при заключении контракта. Редактор «Чита.Ру» Андрей Козлов побеседовал о том, что происходит на стройке сейчас, с вице-премьером правительства Забайкалья Игорем Дубровиным.

Ниже приводится отредактированная расшифровка «Редколлегии» от 24 ноября.

— У больницы были проблемы с фундаментом и с качеством бетона, который лежал в основании больницы (строители использовали бетон низкого класса качества. — Прим. ред.). Что с этим происходит сейчас? Насколько я знаю, есть проект усиления конструкции.

— Проблемы были не столько с качеством, сколько с маркой бетона. На сегодняшний день выполнено две корректировки проектной документации. Первая корректировка — пересчитан конструктив и несущая способность монолитного каркаса на бетон Б20. В первоначальной редакции проектной документации был заложен бетон Б30. Расчетная модель показала, что несущая способность каркаса обеспечена. Эта корректировка прошла государственную экспертизу в этом году, есть положительное заключение. В соответствии с этой корректировкой можно строить из бетона Б20. Таким образом, все узлы, которые дали марку не ниже Б20, рабочие, они несут свою нагрузку, но проблема была в том, что не всё дало даже Б20. Есть узлы и элементы конструкции, которые показали еще меньшую марку.

— Вы много лет заняты в строительстве. Можете объяснить, как это произошло? Вы меня должны поправить, если я не прав. Я так понимаю, что на каждом этапе стройки должны оформляться акты скрытых работ, то есть, условно говоря, заливается слой бетона, приходят ребята, берут пробы, составляют акт, в котором написано, что бетон соответствует всем пробам.

— Да.

— Как этого могло не произойти?

— Самое смешное, что вы указали самую последнюю стадию контроля. Начинается всё с контракта с поставщиком бетона, и в этом контракте должна быть указана соответствующая марка. Поставщик бетона, изготавливая его, должен был использовать правильные рецептуры и технологические карты для изготовления именно 30-го бетона, чего сделано не было.

— Почему?

— Это вопрос к поставщику бетона.

— Или к подрядчику?

— Пока к поставщику бетона. На выходе поставщик бетона контролирует качество своей продукции, и, оформляя внутренние документы на производстве, должен проверить, бетон какой марки сделал, и всё это должно быть отмечено, чего также сделано не было.

Дальше у подрядчика есть обязанность проводить входной контроль качества материалов, в отношении товарного бетона это делается только по документам, потому что руками не пощупать, плюс отливаются так называемые кубики, которые взрослеют вместе с бетоном. Марка бетона замеряется в возрасте не менее 28 суток.

Причем есть разные технологии определения марки бетона. Одна из них называется «давить кубики»: заливается монолитный бетон, одновременно с этим из этой же партии заливаются кубики бетона, и когда он достигает возраста 28 суток, эти кубики давятся под прессом, и в зависимости от того, под каким давлением они начинают разрушаться, определяется марка бетона. Так как кубики залиты из той же партии, что и монолит, определяется, что бетон, залитый в конструкцию, соответствует марке. Это сделано не было.

И, естественно, ведется журнал бетонных работ, где отмечается полностью вся важная необходимая информация по качеству поставляемого бетона, по условиям заливки. Если бетон заливается в холоде, то его надо прогревать. Если бетон заливается в жаре, то его надо увлажнять. Бетон, на самом деле, пока не набрал прочность, очень капризный материал, за ним надо правильно ухаживать. И от ухода за бетоном в том числе зависит то, как он наберет прочность. Перемороженный бетон надо будет только вырубать и менять.

В данном случае практически на всех этапах работа либо не была сделана, либо была сделана просто, чтобы где-то галочку поставить, типа мы это делали.

— Как это произошло?

— С позиции государственного заказчика это произошло при недостаточном обеспечении контроля. Здесь безусловно каждый внес свою лепту — начиная с поставщика бетона и заканчивая государственным заказчиком, со стороны Забайкальского края функции государственного заказчика по стройкам выполняет Служба единого заказчика.

В отношении тех элементов, которые не дали марку даже Б20, разработаны проектные решения по усилению. Стандартное проектное решение, допустим, в отношении колонн — это забрать колонну, у которой есть внутренний скелет армирования, который заливается бетоном, в металлическую обойму, как в экзоскелет. Проектные решения разработаны за счет подрядчика и проектной организации. Определено, какие элементы каким образом должны быть усилены. И мы также получили заключение госэкспертизы на эти проектные решения в октябре. Поэтому на сегодняшний день эти работы еще не выполнены, но будут выполняться.

— Давайте вернемся к этому контролю, который не был проведен на уровне производителя бетона, государственного заказчика и подрядчика. Этих людей вообще спросили, а почему вы так сделали? Или это в ведении прокурора? Кто вообще эти ошибки рассматривает?

— В том, что касается нанесенного ущерба и в случае какого-то дополнительного бюджетного финансирования, это вопросы уже правоохранительных органов. Обеспечение безопасности при проведении строительных работ — это тоже вопросы правоохранительных органов. Кроме того, безусловно, проведена работа по тому, как это было допущено и как сделать так, чтобы впредь такого больше не было. На сегодняшний день принято решение о выделении службы строительного контроля в отдельную независимую организацию.

— А до этого она была внутри СЕЗа?

— Да. Мы сейчас выделяем строительный контроль в отдельное учреждение, которое будет независимо от государственного заказчика выполнять свои функции. Мы идем по аналогии с тем, как эти решения приняты на федеральном уровне, там есть учреждение Росстройконтроль, которое работает на объектах с федеральным финансированием, они постепенно забирают эти объекты себе. Кто бы где бы ни выступал государственным заказчиком, но если там есть федеральные деньги, строительный контроль будет проводить эта организация. Она не так давно создана (в апреле 2019 года. — Прим. ред.), поэтому работает еще не на всех объектах, но на новые она безусловно сразу заходит.

— Я понимаю, что это вообще-то не к вам вопрос, потому что вы сюда приехали только летом 2023 года и все нарушения были совершены до вас, но тем не менее вы можете предположить, кто-то отдавал распоряжение не контролировать стройку?

— Ну, это надо быть совсем безбашенным, чтобы отдавать распоряжение не контролировать стройку.

— Но ее не контролировали.

— В целом очень многие вопросы были не организованы в Службе единого заказчика. И, конечно, эта кадровая чехарда, которая в последнее время была в СЕЗе, тоже не способствовала нормальной организации работ. На сегодняшний день далеко не все вопросы в СЕЗе еще закрыты.

С нового года, в принципе, функция государственного заказчика будет выглядеть иначе: будет отдельно госзаказчик по объектам капитального строительства, отдельно госзаказчик по объектам дорожного хозяйства, и отдельным независимым учреждением будет строительный контроль. Это три разных учреждения, подведомственные Минстрою.

— Насколько вам известно, занимаются ли вопросом разбирательства с тем, почему не было контроля, правоохранительные органы в настоящий момент?

— Насколько я знаю, да. Во всяком случае с прокуратурой у нас были такие разговоры. Следственные правоохранительные органы, насколько я знаю, главным образом занимаются коррупционными вопросами, которые здесь были, и контролем того, чтобы не было хищений, закрытых невыполненных работ и так далее. С прокуратурой мы полностью взаимодействуем по всему спектру вопросов.

— Давайте к перспективам. Больницу сначала хотели сдавать чуть ли не в 2022 году, потом в 23-м, потом в 24-м. Какой срок, по-вашему, сейчас выглядит реально?

— На самом деле, при должной мобилизации и празднике труда, назовем это так, ввод в конце 2024 года, в принципе, может быть реальным, но не теми мобилизационными ресурсами, которые показывает «Дом 2000».

— А почему так происходит, вы понимаете?

— Мы пытаемся воздействовать на них с тем, чтобы они мобилизовались, ускорили темпы работ, но пока это происходит достаточно тяжело.

— Но вы с ними в контакте?

— Мы безусловно во взаимодействии работаем вместе. В принципе, любая стройка — это совместный процесс и заказчика, и подрядчика. Невозможно одному всё сделать, а другому постоять, подождать результата.

— Какие у них аргументы? У них проблемы с рабочими, с деньгами, с мотивацией? Что происходит?

— Проблем с деньгами у них нет. Объект профинансирован в достаточном объеме. Насколько я видел, летом были сложности с организацией работы на площадке. Во всяком случае, та команда, которая работала на площадке еще весной, была не готова обеспечить нормальную организацию и нормальное производство работ. Летом команда поменялась, вроде показали лучшие результаты, и как-то работа активизировалась, оживились. Но вот сейчас мы снова видим паузу.

— А вы за время своей работы на посту вице-премьера вообще видели здесь активную стройку?

— В июле–августе были более активные работы. К сожалению, ритмичные работы подрядчик не показывает, то есть определенными волнами — собрался с силами, мобилизовался, что-то поделал, устал, забил.

— А можно поменять подрядчика? Или такой вопрос не рассматривается?

— Подрядчика поменять можно, и такой вопрос рассматривается. Это непринятое на сегодняшний день решение. До конца года, я не думаю, что мы будем менять подрядчика.

— Но технически это возможно?

— Технически это возможно. До последнего времени была затруднена процедура смены подрядчика просто потому, что из всего выполненного объема еще ничего не было принято по той причине, что не было прошедших экспертизу проектных решений, не было подтверждения несущей способности каркаса, не было прошедших экспертизу решений по усилению. Сейчас всё это состоялось. Но сейчас либо подрядчик выходит и мобилизуется, либо мы его меняем.

— А у вас есть вопросы к этому подрядчику по другим стройкам в регионе?

— Да, есть.

— Видимо, по всем, где они работают? Они занимаются очистными в Хилке и школой в Могзоне.

— Могзон, слава Богу, в этом году мы закончили. Школа-сад завершена строительством и введена в эксплуатацию. Причем надо сказать, что большую часть профинансировала железная дорога (доля ОАО «РЖД» в софинансировании составила 61% от его стоимости. — Прим. ред.), и это на самом деле очень хороший пример именно социального партнерства, социальной ответственности железной дороги. Школа сдана, здесь поставлена точка.

Очистные сооружения в Хилке не сданы. Основная проблема в очистных сооружениях в Хилке, что бы вы подумали, — некачественный бетон. Мы вынуждены были, исходя из этого, перенести ввод очистных сооружений в Хилке на 2024 год. Естественно, это вызвало сложности в отношениях края с федеральным центром, потому что объект переносится уже второй раз, изначально он планировался к вводу в 2022 году, был перенесен на 23-й, и сейчас, к сожалению, мы вынуждены были перенести на 24-й год.

— Понятно, что с подрядчиком большие проблемы. Я бы, честно говоря, позадавал вопрос, откуда вообще взялся этот подрядчик, кто его сюда привез.

— Я бы тоже его позадавал, но нам надо достраивать.

— Какой все-таки реальный срок? Двадцать пятый, двадцать шестой год?

— Двадцать пятый.

— При этом мы еще с вами не можем понять, какой подрядчик его будет достраивать.

— В принципе, необходима опора на местных подрядчиков. Кстати, опора на них на самом деле работает, потому что, если говорить о шести концессионных школах, которые сейчас взял край (Корпорация развития Забайкалья в начале сентября 2023 года выкупила у «Восточно-арктической нефтегазовой корпорации» Станислава Неверова шесть компаний, с которыми правительство региона заключило концессионные соглашения по строительству школ в Засопке, Смоленке, Атамановке, Забайкальске, Дарасуне, Агинском. — Прим. ред.), там же в итоге на каждую школу определен подрядчик, и это наши местные, которые выходят, их предварительно готовы финансировать банки.

Та проблема, когда не было вменяемых подрядчиков, под которых банки готовы были бы кредитовать объекты, снимается сейчас силами Корпорации развития Забайкальского края.

— А вы скажете нам, какие это подрядчики, или еще рано говорить об этом?

— Давайте мы оформим все документы, и вы всё сами узнаете.

— Насколько я знаю, должно было закупаться оборудование для больницы в этом году. Еще не приобретали?

— Медицинское оборудование мы не приобретаем заранее, это отдельно оговаривалось с Минздравом. Связано это с тем, что оно имеет свои гарантийные сроки. И в том случае, когда по каким-то причинам задерживается строительство объекта, при поставке медицинского оборудования гарантийный срок начинает течь. Не в нашем регионе, но есть примеры, где у сильно рано закупленного медицинского оборудования к моменту ввода в эксплуатацию уже заканчивался гарантийный срок. Поэтому позиция Минздрава в том, что поставка медицинского оборудования должна синхронизироваться с вводом в эксплуатацию объекта, чтобы начинать на нем работать в рамках гарантийного срока, и если где-то что-то вылазит, то иметь возможность воспользоваться гарантийными обязательствами (в начале ноября 2023 года стало известно, что в больницу начало поступать оборудование, специально предназначенное для проведения телемедицинских консультаций. — Прим. ред.).

Ну и когда мы с вами говорим про 2025 год, мы безусловно будем гнать подрядчика к концу 2024 года. Но объективно понимаем, что, даже выходя на разрешение на ввод в эксплуатацию в декабре 24-го, реально открыть двери больница сможет только в 25 году.

— Вы много лет занимались именно бюджетным строительством, насколько я помню. Вы же возглавляли УКС (управление капитального строительства. — Прим. ред.) екатеринбургский?

— Да, УКС Свердловской области.

— Это аналог Службы единого заказчика?

— Да, только в отношении именно объектов капитального строительства.

— Вы с чем-нибудь подобным сталкивались вообще?

— С подобным долгостроем?

— С подобным набором удивительных факторов, в котором нет контроля строительных работ, нормально не оформлены акты скрытых работ, подрядчик, у которого завершается срок строительства, не обеспечивает присутствие на объекте строителей.

— В последние годы нет, в начале десятых разные примеры были.

— То есть мы как будто бы немножечко лет на 10 назад здесь работаем?

— В принципе, если говорить об этом объекте, то эта ситуация более характерная для 2012–2014 года.

— В кругах строителей, с которыми я довольно много общаюсь, в кругах людей, которые имеют отношение к стройке, одно время бытовало мнение, что легче это всё снести и заново построить. Это неправильное мнение?

— Это неправильное мнение, потому что всё же зависит от того, насколько всё плохо. И самым важным было именно провести обследование, понять, что именно понаделано, и разработать проектные решения по обеспечению несущей способности. На сегодняшний день это сделано, проектные решения разработаны, объем усиления не критичный. Поэтому после выполнения этих работ здание будет нормально стоять, работать, каркас будет нести ту нагрузку, на которую он рассчитан, и внешне это видно не будет, потому что те же обоймы на колоннах металлические будут дальше скрыты. В сегодняшнем состоянии по результатам проведенной работы, безусловно, надо завершать строительство. И вопрос о том, что проще снести, чем это заканчивать, не стоит.

— Давайте предположим, что каркас остается этот, его достраивают, наполняют оборудованием, поднимают в том числе тяжелое оборудование. Вы бы своего ребенка привели в эту больницу без страха, что что-нибудь рухнет?

— Да.