«Вы что наделали?! Вены лопаются». Как я поставила прививку от кори с медотводом

Вакцинация иногда приводит к негативным последствиям. Своим неприятным личным опытом делится колумнистка Любовь Никитина. Далее от первого лица.

Суматошный рабочий день миксовал телефонные звонки с разговорами коллег в редких перерывах. Вдруг резко открылась дверь, в кабинет вошли двое из руководства:

— Кто тут отказывается от прививки?

До этого вопроса в течение года я объясняла, почему мне нельзя ставить прививку. Показывала медотвод, била козырем:

— Я же ревакцинирована.

Показывала сертификат. От кори я прививалась в год, потом перед школой. Еще в 18 лет. В поликлинике требовали детскую карту с отметкой, что в 1980 году была получена первая доза вакцины. Но карты нет. Нет и той детской поликлиники. На Костюшко-Григоровича, 11 сейчас ЗАГС. Нет архива.

— Значит иди, ставь. Мне еще отписываться в комитет, — сказала врач.

Я стояла у стола в ее кабинете с медотводом в руках и смотрела в окно на суету утреннего города.

— Не придумывай. Это не противопоказания.

Она вернула бланк с заключением: «Медотвод от всех видов прививок, в том числе от covid-19». У людей отчетность, а я та единица, по которой положено отписаться для плана.

В прививочном кабинете медсестра достала шприц.

11:14.

На плече спиртовая салфетка, а на часах 11:15.

— Посиди пару минут! — сказала медсестра и вышла в коридор.

11:16

В ушах забарабанило сердце, по левой руке разлилось неприятное жжение, будто соседский Сережка сделал «крапиву». В детстве было такое развлечение, где кожу и мышцы выкручивали в противоположные стороны. Вдруг мышцы под салфеткой сжались в камень.

Я вышла из кабинета.

11:18

— Почему эта женщина так странно на меня смотрит? — мелькнуло в голове. — И почему, черт возьми, так медленно передвигаются ноги?

Сердце в горле отбивало неравномерный ритм. Бросало в жар, но тело лихорадило.

Второй этаж. Мне на третий. Сесть на лестницу? Что подумают люди. Плевать. Кажется, отекло лицо, а уши вот-вот расплавятся. Неконтролируемый страх ледяной рукой схватил за горло в тот момент, когда я поняла, что голос осип и невозможно позвать на помощь.

— Ого, — сказал кто-то.

Первая мысль — спрятаться. В груди свистело. Я чувствовала гору языка во рту, видела собственные веки и губы. Нет, не в зеркало. Хотелось кашлять, но было страшно задохнуться.

Какая-то капельница. Вторая. Врачи, медсестры. Тонометр. Под голову кладут чемоданчик. Внезапный провал. На грудь падает медицинская ширма.

— Хватит галдеть! — хочется кричать, чтобы прекратить суету.

Кто-то тянет за ноги, от этого так больно в каждой мышце. Никто. Ноги сами вытянулись в струну, хотя единственное желание — сжаться. И плакать. И чтобы все ушли.

То ли капельница помогла, то ли организм устал, но захотелось спать.

— А если я засну и не проснусь?

Мысль в голове продолжила размножаться:

— Старшему сыну двадцать, младший еще несовершеннолетний. Если что, то старший возьмет опеку над ним. Еще сообщат родителям. Люба, бред же. Кто умирает после прививки? — говорила я себе.

Казалось, что на левую руку положили бетонную арматуру, раскаленную, под тяжестью которой она онемела. Снова накрыло состояние нирваны, которая монотонно качала на тошнотворной волне.

— Преднизолон несите!

— Ты зачем прививку поставила?

— Да, отек Квинке.

— У тебя же медотвод.

— Вы что наделали?!

— Давление 180. Здесь тахикардия.

— Вены лопаются.

Эти слова врывались в мозг еще сотни раз. Я видела дикие сны, просыпалась и восстанавливала тот день по крупицам. Зачем? Мне казалось, что прожив его еще раз, боль и страх уйдут. Но только глубже захлебывалась в тревоге.

— Ну вот, тебе уже лучше, — сказала медсестра.

Мне принесли телефон. Помню, как пыталась взять его левой рукой. Рука внутри пылала при каждом движении, будто мышцы разобрали без анестезии.

Телефон сосчитал пропущенные звонки от домашних, а вопрос «Ты где?» выдавил капсом экран.

— Всё хорошо, — ответила я.

Тело потряхивало, пока ужас происходящего доходил лохмотьями через физическую боль.

Я ждала скорую и размышляла. У меня крутой ангел-хранитель. Думаю, он решительный парень с кучей энергии. У него найковские кроссовки и M&M’s в кармане. Он не думает, а сразу рвется в бой. Не вздыхает, а орет в ухо: «Давай, мать, нам не впервой!»

Однажды мы, не умея плавать, упали с лодки и глотали озеро. С приступом аппендицита мотанули в Таиланд, где тушили спазмы в животе острым том-ямом. Видели из машины, как мимо пролетает товарняк с углем в метре от железнодорожных путей, перед которыми застряли.

Я ждала скорую. Но через три часа бригада не приехала, и вызов отменили. Слабо помню, как добралась до дома. Не помню, как зашла в душ. В ванной лилась вода, и от этого звука становилось спокойно.

Тогда я еще не знала, что через день с грохотом залечу в больницу. Послушаю истории бабулек из палаты, поковыряюсь в медфудовских контейнерах с кашей. И начну нудное лечение.

Тогда я еще не знала, что вакцину против кори не делают людям после 35 лет. Об этом говорили и читинские врачи, и их новосибирские коллеги.

Гель для душа «Молоко и манго» прозрачным флером лег на ладонь. Рукой я провела по шее, по плечу. Мгновенно тело затемпературило изнутри и покрылось россыпью розовых точек.

— Без паники! — екнуло сердце.

Струей прохладной воды из душа на максимум я смывала с себя эту манговую дрянь. Организм категорически отказывался принимать косметику и многие продукты еще в течение нескольких месяцев.

В течение пары недель пришлось вести такой образ жизни, будто меня выпустили в воспалённый мир коррозии из-под купола экологической чистоты.

Утром в зеркале я увидела отекшую себя с землистым цветом лица. Локоть на левой руке не разгибался. Тупые, ноющие и одновременно острые спазмы насиловали мышцы от плеча до кисти. Спойлер: спустя 17 месяцев рука так и не выпрямилась.

На одном из этапов лечения я столкнулась с виктимблеймингом. Это явление, когда вину пытаются переложить на тебя.

— Не пошла бы, и всё, пусть бы попробовали не допустить до работы.

— Написала бы письменный отказ, и ничего бы не случилось.

— Улетела бы в космос.

Ну, вы поняли. До сих пор обожаю тех, кто продолжает сотрясать азот с кислородом этими восклицательными лозунгами. Не судите, не побывав на противоположной стороне.

Нос к носу я столкнулась с медициной. С платной и бес-. Платной.

Еще получила искреннее извинение от врача, которая не имеет к травме никакого отношения. Я сидела на резиновом матрасе в больнице и ждала, когда принесут постель. По телефону слова хирурга немного, но взбодрили.

— Уходи отсюда, проблемная. Я не буду тебя лечить, — слышала от другого доктора.

Не стану вдаваться в сложные медицинские термины, но до дыр на экране телефона вчитывалась в прогнозы, изучала диагнозы, которые плодились один за другим.

В сумерках светлых людей видно лучше. И их оказалось больше, но встречались и те, кому я оказалась должна. Должна молчать. Должна принять болезнь. Должна тратить собственные деньги. Когда только я успела занять? Непонятно.

И я оказалась лишена единовременной страховой выплаты, а рука медленно атрофировалась. Знаете, до сих пор интересно: как там отписались после вакцинации? «Жива»?

День за днем возникало желание забиться в угол. В какой-то момент я, наблюдая, как люди держатся за кресла, осталась одна с вынужденной болью против всей медицинской этики. Будто зашел по колено в речку и не знаешь: плыть в холодной воде или бежать на берег за полотенцем.

— Плыть! — шепнет Ангел-Хранитель.

— Но я же не умею плавать.

— Да и ладно, нам не впервой.