«Тайны истории»: Директор краеведческого музея Кузнецов и Госполитохрана ДВР

100 лет назад, в сентябре 1921 года, Совет министров ДВР принял специальный законопроект. Он касался ассигнования в размере 600 рублей директору Читинского краеведческого музея Алексею Кирилловичу Кузнецову, как было сказано в номере газеты «Дальневосточной Правды» 13 сентября, «на выплату пенсии». Это решение должно было подвести черту под историей непонятного внимания и к музею, и к Алексею Кирилловичу со стороны Госполитохраны ДВР, как назывался местный филиал ВЧК.

Алексей Кириллович Кузнецов — не просто исторический деятель Забайкалья, просветитель, основавший краеведческие музеи Нерчинска и Читы, краевую библиотеку, отделение Российского географического общества. Ещё он был активным общественным деятелем и революционером, который не раз оказывался на грани жизни и смерти. 28-летним Кузнецов был осуждён по делу Нечаевской организации и убийства студента Иванова. Его приговорили к смертной казни, которую заменили ссылкой на Нерчинскую каторгу.

Второй раз его приговорили к смертной казни после подавления Читинской республики 1905–1906 годов. В те дни он был едва ли не главным публичным организатором антиправительственных митингов и демонстраций. И вновь её по просьбам общественности заменили каторгой и ссылкой в Якутию.

Потом на него в конце 1920-х годов завели дело в ОГПУ, из-за которого он вынужден был покинуть Читу. Но здоровье было уже не то, и в возрасте 83 лет его не стало. Да, его не успели посадить в тюрьму, но, по сути дела, именно тогда приговор был приведён в исполнение. Такие, как он, не вписывались в создаваемую в стране систему.

Казалось, что самым благоприятным периодом его жизни были годы, когда Чита была столицей Дальневосточной республики. Именно тогда его имя (при жизни) было присвоено читинскому музею. А про специальный закон о нём было уже сказано выше. Однако, как оказалось, и в тот период не всё в его судьбе было так замечательно. Жизнь и деятельность в ДВР для него тоже были не такими уж радужными.

25 октября 1920 года в Читу из Верхнеудинска (ныне Улан-Удэ) приехало первое правительство ДВР. С 28 октября по 11 ноября в новой столице прошла объединительная конференция региональных правительств республики, на которой, по сути дела, и была создана действительно ДВР. Сюда же переехала и Госполитохрана (ГПО) – филиал ВЧК в ДВР.

Вот с этой-то организацией вскоре и пришлось столкнуться Алексею Кирилловичу.

Но сначала в официальной газете «Дальневосточная Республика» появилась пара критических заметок, которые смело можно назвать доносами. Первая называлась «Удивительный порядок» и появилась она 30 ноября, вторая — «Нетерпимое явление» — была напечатана 7 декабря.

В первой жаловались, что музей открыт «для публики всего 2 часа в неделю, а именно по воскресеньям, с 11 до 1 часа дня, в остальное же время этот храм археологии почему-то закрыт». И вот в очередное воскресенье музей оказался закрыт и на эти 2 часа: «Разочарованная публика, среди которой было много пришедших по морозу из отдалённых частей города, разошлась обратно до следующего воскресенья…»

«Комментарии к этой картинке излишни», — писал анонимный автор.

Вторая была ещё круче. Опять же анонимный автор возмущался тем, что ему как-то удалось увидеть в закрытом для публики музее: «Минералогические витрины лишены объяснительных ярлыков и представляют простое собрание разных камней, ничего не говорящих посетителям. Археологический материал свален кучами и обильно уснащён пылью, то же и с этнографическими и большинством других коллекций. 75% стёкол на витринах не существует, и многое несомненно расхищается, например, в открытых стеклянных вазах выставлены осколки кремнёвых орудий каменного века… Валяются как попало исторические фотографии — уники видов забайкальской каторги».

Вывод был очевиден: «Необходимо принять скорейшие меры к спасению ценного имущества музея от вандализма, расхищения. Необходимо уберечь ценное культурное учреждение».

Интересно, что ситуация с публичным анонимным доносом на создателя музея уже случалась. Когда в Чите в ноябре 1918 года утвердилась власть атамана Григория Семёнова, в газете «Русский Восток» 14 (1) ноября была напечатана небольшая заметка.

«Нас просят обратить внимание кого следует на то обстоятельство, что музей географического общества постоянно закрыт для публики, — писал и тогда оставшийся неизвестным автор, — между тем как именно теперь ввиду отсутствия учебников наиболее желательно иметь возможность свободно посещать его, тем более с учащимися, так как в музее есть много для них поучительного и интересного».

В то время Алексей Кузнецов получил, вероятно, поддержку от бывшего члена Государственной думы, соратника атамана Сергея Таскина. Во всяком случае, он избежал заключения и сохранил должность директора музея.

И вот всё повторилось…

Да, Алексей Кириллович был противником советской власти в 1918 году, именно в музее собирались накануне её падения те, кто пытался утвердить новую власть. Но он же был и противником режима атамана. Он не принимал диктаторских режимов в принципе. Именно поэтому он не бежал с белыми в Маньчжурию, а остался в Чите и сохранил музей. Не мог же он бросить своих детей.

Его дочь Ольга страстно ненавидела белых, ведь они убили её мужа Валериана Дмитриевского, который вместе с её отцом участвовал в читинских событиях первой русской революции, а в декабре 1917 года участвовал в подавлении юнкерского восстания в Иркутске. Там в 1918 году его и казнили.

На стороне красных сражался и красный лётчик Александр Кузнецов, активным участником Гражданской войны на Дальнем Востоке был и сын Владимир. Дочь Татьяна, вышедшая замуж за эсера Всеволода Кузнецова, участвовала ещё в событиях 1905 года. 10 лет с мужем они провели в эмиграции во Франции и вернулись в Россию лишь после Октябрьской революции 1917 года, став сторонниками новой власти.

Интересно, что не сами события, произошедшие в музее, а именно заметки в «Дальневосточной Республике» заставили Кузнецова придать гласности произошедшую историю, вступив таким образом в публичный конфликт с Госполитохраной.

9 декабря он в той же газете опубликовал «Письмо в редакцию». Он предельно подробно расписал то, что произошло накануне того самого воскресенья, когда «публика не смогла попасть в музей», а именно 25 и 26 ноября. В эти дни в музее и библиотеке Госполитохрана ДВР устроила обыски.

«Мой помощник А.В. Харчевников 25-го был арестован и отправлен в Госполитохрану, где просидел четверо суток. Мне совершенно неграмотный солдат, руководивший обысками, представил «ордер», а потом заявил: «Ты арестован», и я до 3 часов следующего дня, т.е. до окончания обыска, находился под домашним арестом. Ночью 26 ноября конфискованное оружие разных образцов и систем, а также отобранное имущество моего помощника было вывезено, — сообщал читателям правительственного официоза Алексей Кириллович. — В настоящее время получено разрешение от директора Госполитохраны на возвращение всего взятого обратно в музей.

26 ноября обыск в музее и библиотеке продолжался, причём разобраны запакованные охотничьи коллекции, принятые мною на хранение от гр. Н.А. Михайловского на тех же основаниях, как хранятся в музее геологические коллекции гр. Я.А. Макарова, энтомологические коллекции гр. В.А. Юркевича и другие. Охотничьи коллекции гр. Михайловского были арестованы, но не вывезены тотчас же из помещения музея, а были оставлены на мою ответственность, в чём я выдал расписку.

И только вечером 30 ноября было мной получено из Госполитохраны разрешение на выдачу их гр. Михайловскому, после чего он их и вывез из музея. В таких условиях открывать музей для публики в воскресенье, 28 ноября, было невозможно; 30 ноября мною было допущено даже очередное посещение музея военной просветительной организацией».

Далее Кузнецов дал пояснения и по другим обвинениям: «Относительно же того, что музей открыт 2 часа в неделю сообщаю, что, как показал опыт, открывать музей для публики на 2 часа по воскресеньям вполне достаточно. Для лиц же работающих – двери музея открыты каждый день. Кроме того, в назначенные дни музей посещают дети всех школ Читы и окрестностей со своими учителями. В настоящее время музей посещается чуть не каждый день военными культурно-просветительными организациями, как это можно напр. видеть из объявления (газета «Боец» 30 ноября 1920 г.) Политпросвет поарма (политического управления армии – авт.)».

Редакция газеты после этого письма вынуждена была напечатать своё примечание: «Заметка вызвана объявлением, красовавшимся на дверях музея в указанный день».

Что и говорить, некрасиво получилось.

Как писал Алексей Кириллович, его помощник Александр Харчевников был освобождён через 4 дня. Тогда же министром просвещения ДВР Михаилом Малышевым было предложено наметить план реорганизации музея, для чего была создана комиссия в составе директора музея Алексея Кузнецова, помощника директора музея Александра Харчевникова, членов Забайкальского отделения Российского географического общества (ЗОРГО) братьев Виктора и Михаила Союзовых и ряда других учёных, а также молодого коммуниста, племянника Льва Троцкого Моисея Бронштейна.

27 декабря 1920 года состоялось постановление Совета министров ДВР об объявлении всех музеев на Дальнем Востоке государственным достоянием с передачей их в ведение Министерства народного просвещения. Наш музей в этом постановлении был назван «Читинским краевым музеем».

Тогда же впервые в истории музея были введены штаты его сотрудников, о чём прежде те, кто сотрудничал с музеем, даже не мечтали.

«6 марта 1921 года, — уточнял в автобиографии Алексей Кириллович, — я был избран директором Читинского краевого музея».

Интересно, что 30 декабря 1920 года «Дальневосточная Республика» сообщила:

«Директор главного управления Госполитохраны Б.А. Похвалинский выехал в служебную командировку в Советскую Россию. Заместителем его остался В.В. Попов».

В Читу Борис Похвалинский уже не вернулся, в январе 1921 года его отстранили от руководства ГПО «за нарушение демократических принципов её деятельности (за допущенные нарушения законности)». Связано это было с делом Кузнецова и его помощника, с гласностью, которой была предана эта история, или были иные причины, пока неизвестно. Но произошло всё в одно и то же время. Казалось, с этого момента отношения музея и ГПО не должны были больше пересекаться. Но, оказалось, что это не так.

Менее полугода в Чите издавалась «внепартийная, демократическая газета» под названием «Жизнь». И только в этой газете 5 апреля 1921 года и была напечатана не то заметка, не то письмо. Подписи не было. Как и в первый раз, мне кажется, его написал сам Алексей Кириллович. Почему? Об этом чуть ниже. А пока стоит остановиться на истории, рассказанной в газете:

«Около 12 часов ночи с 27 на 28 марта с.г. был произведён обыск в квартире при музее, занимаемой председателем географического общества, директором музея А.К. Кузнецовым и правителем дел, помощником директора музея А.В. Харчевниковым.

Группа в 5–6 человек, одетых в форму, в папахах, постучали и потребовали отворить дверь «для производства обыска по приказанию Госполитохраны». А.В. Харчевникова не было дома, и дверь в его комнату была заперта, но лица, пришедшие производить обыск, старались отпереть её, подбирая ключи.

Обыскав затем помещение директора музея и не найдя оружия, которое они, по их словам, искали, неизвестные ушли. После ухода их обнаружена пропажа карманных часов и серебряных денег в сумме 20 рублей. По справкам в Госполитохране выяснилось, что ордера на производство обыска в музее дано не было, следовательно, указанный обыск был просто самочинный».

То есть помощника Харчевникова не было, значит, единственным свидетелем, способным всё это описать, и был Алексей Кириллович.

«На этот раз дело коснулось предметов и коллекций музея, но при повторении подобных случаев может непоправимо пострадать и музей: после первого обыска музея, произведённого Госполитохраной в ноябре м.г., была обнаружена пропажа из коллекции музея нескольких предметов, — со знанием дела писал тот, кто прислал в газету этот материал. - Кроме того, за последние годы систематически производились хищения как из музея, так и из находящихся при нём квартир, виновники коих не обнаружены.

Принимая во внимание изложенное, — сообщал неизвестный автор, — Совет Забайкальского отдела Русского географического общества на заседании 30 марта с.г. постановил довести до сведения общества путём напечатания во всех газетах о случившемся и обратиться к правительству с просьбой об ограждении музея от повторения подобных фактов».

А далее он припомнил деталь, которую многие молодые сотрудники музея вряд ли знали: «В прежнее время для охраны музея с его ценными коллекциями около музея находился наружный полицейский пост.

В настоящее время, когда в городе происходят ежедневные грабежи, необходимо, чтобы этот пост был восстановлен, — предлагал явно сам директор музея. — Необходимо, чтобы министерствами военных и внутренних дел, не дожидаясь ходатайств и обращения со стороны музея, были приняты всевозможные меры для предупреждения грабежей и нападений на музей».

После этого конфликт с ГПО был, похоже, исчерпан. И до ликвидации ДВР ни музей, ни его коллектив, ни его директора больше не трогали. Решения о пенсии и поддержке музея Алексея Кирилловича, похоже, произвели большое впечатление. Неслучайно его первый биограф Николай Жуков написал, что именно с конца 1920 года Алексей Кириллович начал «работать рука об руку с этой (коммунистической — авт.) партией не за страх, а за совесть». Правда, ОГПУ, сменившая ГПО, это, как уже отмечалось, не оценило по достоинству.