Что личный врач императора Петра I делал в Забайкалье и каким оно было в начале XVIII века

Биографической справки этого человека, побывавшего в Забайкалье в 1720–1721 годах и оставившего свои записки об увиденном тогда, нет в «Энциклопедии Забайкалья». Хотя он в ней и упоминается. Так, в статье, посвященной Удинскому острогу (позже стал городом Верхнеудинском, а ныне — столицей Республики Бурятия Улан-Удэ), написанной Алексеем Дроботушенко, сказано: «Врач Д. Белл, сопровождавший посольство Л. В. Измайлова, в 1719 году увидел здесь крупный, по сибирским меркам, город».

Вместе с тем врач из Шотландии Джон Белл не только в составе русской дипломатической миссии побывал в Поднебесной, но и сопровождал другие русские посольства. А во время войны с Персией (ныне Иран) в 1722–1723 годах штабной врач Джон Белл сопровождал русского императора Петра I. Тогда к России были присоединены западное и южное побережья Каспийского моря.

Свои путевые записи в трех томах Джон Белл опубликовал в Глазго в 1763 году. О его путешествии в Китай рассказано в конце первого тома и начале второго. В первом томе опубликованы и составленные им карты, на которых размечены два маршрута из Москвы в Пекин. В России их впервые напечатали в 1776 году.

Но обо всём по порядку.

Джон Белл родился в 1691 году в поместье Этермони, что недалеко от крупнейшего города Шотландии Глазго. В этом городе в 1714 году он завершил образование, получив степень доктора медицины. Его университет был основан в 1451 году.

В те времена Шотландию сотрясали восстания якобитов — сторонников восстановления старшей линии дома Стюартов на британском престоле. И молодой врач предпочел отправиться в далекую Россию. Заручившись рекомендательными письмами к придворным медикам русского царя Петра I, Джон отбыл в том же 1714 году в Санкт-Петербург.

Понятно, что сразу в окружение царя он попасть не мог. Петр I абы кого к себе не подпускал. Сначала его придворным врачом был голландский доктор медицины Николай Бидлоо (1669/70–1735), который с 1705 года стал основателем и руководителем первого в России государственного лечебного заведения.

Следующим стал попавший в русский плен в 1704 году в Нарве немец Иоганн Юстин Донель (1661–1711), учившийся в Кёнигсберге, практиковавший в Швеции, получивший степень доктора медицины в Голландии в Лейденском университете.

На посту лейб-медика государя его сменил шотландец Роберт Эрскин, на русский манер его звали Роберт Карлович Арескин (1677–1718). Он учился в Эдинбурге и Париже, степень доктора медицины получил в Голландии в Утрехтском университете. В 1703 году его избрали членом Лондонского королевского общества. Через год его пригласили в Россию, где он сначала стал домашним доктором князя Александра Меньшикова. Вскоре по рекомендации князя Петр I назначил шотландца на должность президента Аптекарского приказа. Понятно, что главный аптекарь помогал и царю.

После его смерти лейб-медиком царя стал Лаврентиус (Лаврентий Лаврентьевич) Блюментрост (1692–1755), русский немец. Он родился в Москве в семье ведущего медицинского специалиста в допетровской России, ставшего реформатором и организатором Аптекарского приказа. Но степень доктора медицины он, как и его предшественники, получил в Западной Европе, а конкретно в Голландии, в Лейденском университете, в 1713 году.

Понятно, что, несмотря на рекомендательные письма, Джону Беллу в Петербурге поначалу делать было нечего. Но его всё же пристроили. Он получил должность врача при посольстве, отправленном в 1715 году в Персию. Возглавил это посольство видный русский дипломат Артемий Петрович Волынский (1689–1740). При Петре I у него будет блестящая карьера, однако во времена императрицы Анны Иоанновны его казнят, а детей сошлют в Забайкалье.

А в 1715 году посольство Волынского (в составе которого был врач Джон Белл) отправилось в Персию, а оттуда в Испанию. Все поручения Волынский блестяще выполнил и по возвращении в 1718 году был произведен в генерал-адъютанты (которых было всего шестеро). А его врач отправился в новую дипломатическую миссию, теперь уже в Китай. К слову сказать, в состав посольства Льва Васильевича Измайлова его взяли по рекомендации как раз Артемия Волынского.

Чрезвычайный посланник гвардии капитан Преображенского полка Лев Васильевич Измайлов (1685–1738) был необычным дипломатом, хотя определенный опыт у него имелся.

Выходец из известной дворянской московской семьи, он в начале своей службы был отправлен царем Петром I на службу в союзные войска Дании, которые также сражались со Швецией. Там он дослужился до капитана. В 1707 году молодой, образованный и холостой капитан вернулся на Родину и был зачислен в гвардейский Преображенский полк также капитаном.

Когда в 1710 году Дания потерпела ряд поражений на суше и на море, Петр I послал туда знакомого с этой страной Измайлова, чтобы тот отвез грамоту, в которой русский царь выражал сожаление по поводу поражений союзников и заверял их в своей поддержке. Датчане продолжили воевать в союзе с Россией.

Лев Измайлов после этого был приближен к царю. В 1718 году он стал одним из тех, кто подписался под смертным приговором царевичу Алексею.

Этого близкого к Петру I проверенного офицера и дипломата и отправили с миссией в далекий Китай. Дело в том, что в 1717 году император Поднебесной Канси издал указ, которым запретил въезд на территорию своей страны каравана под началом комиссара (так тогда именовали агентов правительства) Федора Истопникова. Более того, было заявлено о том, что торговля должна быть перенесена в Россию (конкретно в Селенгинск), а в Поднебесную русские караваны больше пропускаться не будут.

Вот и отправился караван во главе с гвардии капитаном разруливать ситуацию. Гвардейца сопровождали два секретаря — бывший шведский инженер Лоренц (Лаврентий Лаврентьевич) Ланг и Иван Иванович Глазунов. Всего в свите было 90 человек, а потому и работы врачу Джону Беллу хватало. Но вести дневник он не прекращал, что и позволило позже издать его «Путевые заметки».

Тогда не только кинокамер, но и фотоаппаратов не было и в помине, а потому шотландский врач всё очень тщательно и подробно описывал. Повторять все его записки в этом материале смысла, как мне кажется, нет. А потому выделю лишь самое главное и интересное из описанного майского путешествия 1720 года.

Понятно, что первые впечатления о Забайкалье всегда начинались либо с Амура, либо с Байкала. Белл не стал исключением.

«Вода в сем озере, — написал он, — пресная, но светла и зеленовата, как в окияне. Одна река Ангара из него вытекает, а между впадающими в него знатнейшая есть Селенга, текущая с юга. Есть несколько и островов на сем небольшом море, по коим так, как и по берегам его, жительствуют буряты, мунгалы и якуты».

Первыми жителями этого сурового края, с которыми встретилось посольство, были монахи.

«Погода сделалась тогда хорошая, — писал шотландец, — и мы поплыли вверх по реке (Селенге. — Прим. авт.) до небольшия часовни, посвященныя святому Чудотворцу Николаю, где мы принесли благодарение богу за освобождение нас от предстоящих нам опасностей. Настоятель Посольского монастыря пришел с поздравлением к посланнику и принес ему в дар несколько рыбы и других припасов, находившихся в его монастыре».

В Кабанском остроге они заменили гребцов, отослав прежних в Иркутск. Погода была благоприятной.

«25-го числа прибыли мы в большую деревню, именуемую Большая Заимка, лежащую в плодоносной стране. В окрестностях ея находится небольшой монастырь (вероятно, Селенгинский Троицкий. — Прим. авт.) и многия деревеньки. Множество бурятов кочевало здесь со своими стадами по обеим сторонам реки».

Следующим на их пути стал Удинск (позже Верхнеудинск, а ныне Улан-Удэ):

«Город сей лежит во плодоносной долине, на восток коея стоят высокие покрытые лесами горы».

По решению Измайлова далее они двинулись сухопутным путем:

«28-го числа выехали мы весьма рано и переехали несколько гор, покрытых лесами. К половине дня прибыли мы к реке, называемой Оронгой (левый приток Селенги. — Прим. авт.), через которую переправились мы на верблюде, ибо на лошадях для глубины ея нельзя переправляться. В сем месте кочевало тогда множество бурятов со стадами».

Ночевал у бурят, которые приняли их очень гостеприимно. А потом была русская деревня, в которой они нашли «г. Фирсова, полковника козацкого, или селенгинскога пограничнаго войска, с ескадроном козаков, вооруженных луками и стрелами, а иные ружьями; они были высланы для препровождения посланника».

29 мая их караван прибыл в деревню, стоящую на берегу Селенги, где и переправились через широкую в этом месте реку.

«Наши козаки взяли только одно судно для перевоза своего оружия, платья и седел, а сами, сев на лошадей, переехали ее вплавь, — дивился европеец, — как будто б ето небольшой ручеек. Коль скоро лошади начали плыть, то козаки сбросилися в воду для облегчения оных, деражася рукою за гриву, а другою управляя их за узду. Сим-то образом переправляются через реки в сей стране, и я почитаю сей способ за верный и легкий, только бы сберегали лошадь и не очень подергивали ее за узду».

Вечером они прибыли в Селенгинск:

«Сей город стоит на восточном берегу Селенги, на низком бесплодном и песчаном месте, которое почти ничего не производит. Не можно выбрать худшего местоположения, как сие, ибо если его здатели спустилися полумилею пониже, где обывательские находятся сады, то бы нашли здесь лучшее положение в рассуждении избранного ими. В городе находится около 200 домов и 2 церкви, что всё построено из дерева. Огражден он крепким тыном, в промежутках коего находится несколько пушек».

Это был последний русский город на пути посольского каравана. Впереди лежал огромный Китай.

Перейдя в конце мая границу, посольский караван гвардии капитана Измайлова в ноябре 1720 года добрался до Пекина. Лев Васильевич был первым русским послом, с которым русский царь отправил личное послание китайскому богдыхану. И поскольку в своем письме (грамоте) Петр поставил лишь свою подпись (без перечисления всех его титулов), а Измайлов, заранее предупрежденный еще в Петербурге, исполнил ритуал коутоу (преклонение перед императором), он был любезно принят лично Канси, которой «удостоил» его своей беседой.

В подарок русскому царю богдыхан подарил карту Китая (атлас Канси), незадолго до того законченную иезуитами. Канси попросил передать Петру I, «чтобы тот хранил здоровье и не доверялся бы морю» и «что причин к войне или неудовольствию у России с Китаем не существует». Но дальнейшие переговоры с министрами, по сути дела, зашли в тупик. Торговля так и не оживилась.

В 1722 году посольство возвратилось на берега Невы. В тот же год Джон Белл по рекомендации Лаврентия Блюментроста отправился в Персидский поход, в котором он сопровождал Петра I, став в тот момент его личным врачом.

Но, к сожалению, дни Петра Великого были уже сочтены. В 1724 году он уже серьезно болел. В октябре император вопреки совету лейб-медика Блюментроста отправился осматривать Ладожский канал. У Лахты ему пришлось, стоя по пояс в воде, спасать севший на мель бот с солдатами (не послушался совета Канси). Итог известен. 28 января 1725 года великого правителя не стало.

А Джон Белл вскоре после окончания войны с Персией отправился в очередное путешествие, на сей раз в Турцию. В Константинополе он был врачом в миссии русского правительства. Потом он на несколько лет задержался в Оттоманской Порте (так тогда называли Турцию), занявшись коммерцией. В 1746 году он женился и через год (после 30 лет на русской службе) решил вернуться на родину. Скончался он в 1780 году в родовом имении Энтермони в Шотландии.