«Никогда не сорил деньгами, как молодой араб» — последнее слово Лазуткина

Судебный процесс по делу о коррупции в забайкальском минздраве приблизился к финальной стадии: прокуратура попросила 13 лет колонии для экс-министра Михаила Лазуткина. Сам бывший чиновник на заседании 20 марта отверг все обвинения. По его версии, следствие пошло по ложному следу, построив свою версию на признательных показаниях других фигурантов дела, которые, как считает Лазуткин, сделали его козлом отпущения. «Чита.Ру» публикует вступительную часть «последнего слова» экс-министра.

Лазуткин находится в читинском СИЗО с ноября 2017 года, куда его доставили после задержания в Хабаровске. Подробно версию обвинения редакция представила в интервью с руководителем первого отдела по расследованию особо важных дел СКР по Забайкальскому краю Сергеем Хомутовым.

«Уважаемый суд, я хочу дать свои пояснения относительно оценки доказательств и обстоятельств данного дела о передаче [мне] взятки. Должен отметить, что законодатель, закладывая ответственность за такое социально опасное деяние, как получение взятки, определил и само понятие взятки, которая не может существовать без объективного доказательства, без предмета взятки.

Судебная практика показывает, что суть разбирательств по статье 290 - это получение ответа на один вопрос, действительно ли изъятый и существующий объект взятки, который участники процесса могут потрогать руками, и который является вещественным доказательством по делу — взятка, а не иной доход обвиняемого. Не ошибается ли обвинение, когда заявляет, что это взятка. Судебная практика показывает, что суды решают этот вопрос только в том случае, если существование объекта взятки не вызывает сомнений: либо лицо задержано при передаче взятки, либо изъяты ценности, либо лицо признало свою вину.

С первого дня задержания я заявлял, что взятку не получал и ничего не знал о коррупции при закупках оборудования в медицинские учреждения Забайкальского края. Я пытался убедить следователя в том, что неслучайно в деле отсутствуют объективные доказательства. Их нет потому, что преступления не было и быть не могло.

Сегодня из материалов дела следует, что предмет взятки у Лазуткина не изъят, материальные ценности у Лазуткина отсутствуют, данные оперативно-разыскных мероприятий (ОРМ), подтверждающие [момент] передачи взятки отсутствуют, при передаче взятки Лазуткин задержан не был, данные прослушанных переговоров, где Лазуткин бы обсуждал взятку либо её передачу, отсутствуют. В период с 2014 года (до 2016-го, когда он оставил пост министра — ред.) у Лазуткина отсутствует иной доход, кроме заработной платы. В период с 2014 года дорогостоящее имущество Лазуткин не приобретал. В период с 2014 года ипотека, оформленная на Лазуткина, досрочно не выплачена.

Данный перечень объективно доказывает абсурдность предъявленного мне обвинения. Объём моего обвинительного заключения составляет 298 листов, и на всех листах обвинение пытается доказать существование денег при отсутствии ключевых, прямых доказательств.

Уважаемый суд, я говорю об отсутствии доказательств, потому что мы говорим об экономическом преступлении. Причём говорим о суммах, которые я в жизни в руках не держал. Мы говорим о 14,2 миллиона рублей, которые за 3 года [работы министром] никак не отразились на моём уровне жизни. Следствие исследовало все мои банковские счета под микроскопом и не нашло ни одной подозрительной операции.

Я всю жизнь прожил скромно, и жил на одну зарплату. У меня никогда не было ни элитной недвижимости, ни дорогих машин. Я не плавал на дорогих яхтах и не сорил никогда деньгами, как молодой араб. Жил скромно, но достойно.

Конечно, в данной ситуации у меня обострилось чувство справедливости. Я не желаю быть осуждённым, потому что следователь и прокурор плохо выполняют свою работу. Именно поэтому изо всех сил пытаюсь доказать свою невиновность. Я бьюсь за правду.

Мы все видим, что в деле доказательств моей невиновности больше чем доказательств вины. Мы все видим низкое качество и субъективную интерпретацию моей вины, выстроенную на словах, подтвердить которые просто нечем. Всё дело в изобилии напичкано фразами типа «Сорокопуд встречался с Ванюрским наедине», «Фадеев с Лазуткиным были без свидетелей», «Каркуленко потеряла телефон», «техника вышла из строя» и так далее. Доказательства моей невиновности объективные — она доказывается техническими уликами: выписками по банковским счётам, электронной почте, документами с синими печатями. [...] Но прокуратура просто глуха к моим словам!

У меня странная проблема: есть избыток доказательств, опровергающих… вернее, оправдывающих меня, но у меня также избыток людей глухих к моим словам. Именно из-за глухоты людей я так часто говорю об отсутствии прямых доказательств, я говорю о своей невиновности. Взятку не нашли не потому, что её кто-то скрыл — просто её никогда не было. Абсурд полнейший.

[Один из ключевых свидетелей, заключившая сделку со следствием - предприниматель Наталья] Каркуленко могла сказать, что у меня зенитная установка в гараже стоит, и её, конечно, не нашли бы. Но это позволило бы прокурору с серьёзным лицом говорить о том, что я продал уставку какой-нибудь запрещённой в России организации либо обменял на фантики.

По этой причине считаю, что прямые доказательства очень важны для дела — именно они определяют классификацию преступления, которая сообщает, что должно находиться в деле, какие вопросы должны быть отражены. Например, в делах об убийстве должен быть труп, в существовании которого никто не сомневается, а следователь выясняет, кто и с каким умыслом его убил. В делах об убийстве не доказывают существование трупа, а в делах о взятке не доказывают само существование предмета взятки. Предмет взятки должен существовать и находиться в вещдоках.

Сейчас в суде - 17 томов уголовного дела, но что мы видим в них? Попытку следователей доказать, что взятка существовала, но её просто не могут найти. Все 17 томов набиты слухами, домыслами и мыслями людей, а я заявляю: вот как покупал сайру в магазине и 7, и 5 лет назад, и перед своим арестом — так и продолжаю, потому что не мог позволить себе форель ни в то время, ни сейчас. Все понимают, что при наличии предмета взятки доказательства были бы другими. Мы бы не спорили с прокурором по поводу биллинга и полномочий министра здравоохранения. При наличии взятки мне бы задавали вопросы об иных источниках дохода, которые могли бы объяснить происхождение изъятых денег. Меня бы спрашивали, каким образом я распоряжался взяткой, где хранил и кому передавал деньги. Но сегодня в деле отсутствуют ответы на эти вопросы, если только предположения о существовании гипотетической взятки. Хотя мой уровень жизни, мои доходы и показания экспертов и свидетелей — подавляющего большинства свидетелей в суде — не заявляют, а просто кричат об отсутствии у меня какой-либо взятки.

Как нам быть в данной ситуации… Сбор доказательств по делу завершён, а мы даже не дошли до момента, когда уместным ко мне будет вопрос о наличии у меня других источников дохода. Почему по телевизору нам показывают, как задерживают людей при передаче денег, где серия и номера купюр совпадают, где пальчики светятся, где всё просто очевидно и не вызывает сомнений, что человек касался денег. Конечно, люди получают возможность объяснить это, но на тех судах факт существования денег был неоспорим и подтверждён...»

По мнению Лазуткина, бывший руководитель Центра материально-технического обеспечения (ЦМТО) Дмитрий Ванюрский и поставлявшая медоборудование Наталья Каракуленко намеренно оговорили его, чтобы скрыть собственные преступления. Оба избежали уголовной ответственности, заключив досудебное соглашение.

Гособвинитель попросил для Лазуткина 13 лет колонии строгого режима со штрафом 20 миллионов рублей. Обвинение считает его организатором схемы по незаконному обогащению на поставках медоборудования.

Центральный районный суд Читы в ближайшее время огласит приговор экс-министру.