«Тайны истории»: Как в Чите корнета Савина судили

Сто лет назад читинские обыватели были буквально ошарашены новостью, которой 26 ноября 1919 года поделилась газета «Забайкальская новь». Шум наделали всего несколько строчек в рубрике «Хроника»: «Известный «корнет Савин» снова арестован. У него нашли поддельные печати официальных учреждений, как местных, так и харбинских».

Чем же был известен этот «корнет» современникам? Почему он арестован «снова»? Понятно, что у него нашли, а вот о том, что стало поводом для ареста, в газете ничего сказано не было. На чём же его поймали в этот раз?

«Чего только не числится за отставным корнетом, — писал о нём легенда московской журналистики Владимир Гиляровский, — подделка банкнот, одурачивание европейских ювелиров, продажа фиктивных земель и поместий, преподнесение в дар высоким особам дорогих лошадей, взятых напрокат, и т. д. и т. п.».

Главное оружие афериста — хорошо подвешенный язык и располагающая внешность. Тем и другим Савин обладал в избытке.

«Более 30 лет имя корнета Савина не сходило со столбцов русских, европейских и даже американских газет, помещавших самые невероятные его авантюры, — так начинал Гиляровский свой рассказ об этом авантюристе и мошеннике. - То корнет Савин открывает новый Клондайк на несуществующем острове и ухитряется реализовать фальшивые акции, то является претендентом на болгарский престол и принимается султаном на Селямлике, то совершает ряд смелых побегов из европейских тюрем или выскакивает под Тамбовом из окна вагона скорого поезда на полном ходу...

Одно невероятнее другого — и без конца, без конца... Знаменитые авантюристы прошлых веков — Казанова, Калиостро и другие, чьими мемуарами зачитывается до сих пор весь свет, перед корнетом Савиным, выражаясь словами Расплюева:

- Мальчишки и щенки!»

В 1898 году писатель Александр Куприн включил корнета Савина в тройку наиболее знаменитых российских аферистов наряду с Сонькой «Золотая ручка» и Шпейером, руководителем шайки «Червонный валет».

О Николае Савине продолжают писать и сегодня. Не обошёл его своим внимание такой известный автор ретродетективов, как Борис Акунин.

«Проделок» у него было великое множество. От юношеской, когда он, ещё будучи корнетом, приходил в дорогой ресторан, наедался до отвала, а затем незаметно в десерт подбрасывал засахаренного таракана и поднимал шум. Дабы унять его и не дать скандалу разрастись, «оскорбленному офицеру» прощали стоимость обеда и ещё напоследок дарили несколько бутылок хорошего вина. Дальше – больше.

Утверждают, что Николай Савин был адъютантом великого князя Николая Константиновича. В 1874 году разразился грандиозный скандал. У матери князя из ризы иконы, хранившейся в Мраморном дворце, пропали драгоценные камни. Полиция быстро установила, что камни в ломбард сдал другой адъютант великого князя капитан Варпаховский. Одновременно исчезли драгоценности и из Зимнего дворца, куда доступа капитану не было. Капитан признался, что сдавал драгоценности по просьбе своего шефа – великого князя.

У князя тогда развивался бурный роман с американской танцовщицей Хетти Эйли, выступавшей под псевдонимом Фанни Лир. Она, как утверждают некоторые исследователи, была до того любовницей корнета Савина. Дело замяли, но всех участников жестоко наказали. Император Александр II подписал указ, по которому его племянник объявлялся серьёзно больным и нуждающимся в особом лечении.

В неофициальном же порядке Николаю Константиновичу был навечно запрещён въезд в обе столицы; в бумагах, касающихся императорского дома, запрещалось упоминать его имя. Его лишили всех званий и наград и вычеркнули из списков полка, а долю наследства передали младшим братьям. Он был сослан сначала в Оренбург, а затем в Ташкент, где прожил до 1918 года, когда был убит «революционными солдатами».

Его же адъютант Савин вынужден был уйти в отставку, навсегда оставшись корнетом. Даже последующее участие в русско-турецкой войне 1877–1878 годов, где он был ранен, ни новых званий, ни реабилитации ему не дало. Он и отправился творить свои «чудеса».

В Америке он широко распродал американским бизнесменам права на различные подрядные работы при строительстве Транссибирской магистрали, не имея на это, понятно, никаких прав. Во время войны Италии с Австро-Венгрией взялся поставлять итальянской армии лошадей из России. И поначалу всё шло неплохо, но потом получив самую солидную сумму, он просто исчез. Объявился в Болгарии, где, выдавая себя за потомка французских королей – графа Николя де Тулуз-Лотрек, и предложил свою кандидатуру на трон болгарского царя. Вопрос был почти решён. Его случайно разоблачил, узнавший его парикмахер. Этот список можно было продолжить на несколько страниц.

Понятно, что периодически Николай Герасимович оказывался за решёткой.

«Более 25 лет Савин состоял бессменным обитателем тюрьмы, — сообщал Владимир Гиляровский, — время от времени прерывая своё сидение за решётками смелыми побегами, появляясь снова то в России, то за границей, чтобы блеснуть на газетных столбцах то в телеграммах, то в уголовной хронике своим именем.

Последний раз в Москве он был летом 1911 года, прибыв сюда ни более, ни менее, как из нарымской тундры, совершив побег через бесконечную сибирскую тайгу, несмотря на свои 56 лет».

В 1916 году 60-летнего «корнета» арестовали в Харбине и отправили на поселение в Нижнеудинск, откуда он вскоре сбежал в Маньчжурию.

Есть предположение, что после Февральской революции корнет «смотался» в Петроград, где по дешёвке толкнул какому-то американцу… Зимний дворец. Правда, сам он позже от этой авантюры категорически отказывался (может не хотел ссориться с американцами?)

В сентябре 1917 в журнале «Барабан» появилось следующее сообщение: «Во Владивостоке с публичной лекцией выступил одетый в офицерскую форму… корнет Савин. Публики собралось множество, и старый аферист рассказывал собравшимся дуракам, как «его старый друг Саша Керенский» принял его добровольцем в русскую армию».

Писатель Юрий Гончаренко (Галич), встречавшийся с Савиным в Шанхае в 1918 году, написал о нём очерк «Русский Рокамболь».

Несколько документов той поры были обнаружены на закате советской эпохи в Иркутске. «В 1987 году в здании детской поликлиники на ул. Карла Маркса делали ремонт, — сообщал местный журналист Павел Мигалев. - Когда меняли обшивку двери, плотник РСУ-1 А. Волин обнаружил конверт. Из частично истлевшего конверта выпали письмо, открытки, фотография... Рабочие прочитали письмо, где упоминались Керенский и «большевистская сволочь», и передали находку в краеведческий музей.

В фондохранилище музея конверт с его содержимым был приобщён к делу № 13371 на имя графа Николая Эразмовича де Тулуз-Лотрек-Савина. Под обшивку двери конверт был помещён уже вскрытым, отчего имеются небольшие разрывы и утраты текста. Он был адресован чиновнику акцизного управления Петру Александровичу Иванову, на его оборотной стороне на красно-зелёном фоне — штамп «Н. Э. де Тулуз-Лотрек-Савин — юрист», а выше — Shekarno Hotel, Osaka, Japan. Помимо письма в конверте находились два литографированных портрета графа и афиша на французском языке. Все материалы датируются маем 1918 года».

На одной из вложенных в конверт фотографий Савина была дарственная надпись: «Милому исправнику Мирону Мироновичу Цитлинскому». На обороте добавление: «Я как бывший политический ссыльный удостоверяю, что М. М., наш прямой начальник, был всегда ко всем нам справедлив и гуманен. Граф де Тулуз-Лотрек-Савин, корнет гвардии, май 1918 года».

Было в пакете и письмо Иванову, в котором «корнет» рассказал и о первом посещении Читы: «Многоуважаемый Пётр Алексеевич, Вы, наверное, удивитесь, получив моё письмо. Но ведь всяко бывает, как говорит Максим Горький. Я в настоящее время снова офицер конной гвардии. Восстановленный во всех правах своих переворотом. Я по распоряжению моего друга Александра Фёдоровича Керенского принят снова на действительную службу, состою по гвардейской кавалерии и старейшим корнетом русской армии.

Но эта сволочь большевицкая меня не пустила проехать на фронт, ссадили в Чите, и мне пришлось вернуться в Харбин, где генерал Самойлов и генерал Хорват, с которым я в самых лучших отношениях, дали мне командировку в Японию — пропагандировать Союз и вмешательство Японии, чтобы сломить и укротить нашу большевицкую сволочь.

Кстати, я по дороге через Китай прочёл ряд лекций о положении настоящем в России и из моей бурной жизни. Лекции очень удачные, как в смысле материальном, так и в смысле интереса. То же самое я предполагаю сделать и тут, в Японии.

Кстати, думаю издать тут мои мемуары и многочисленные беллетристические произведения, которых у меня 12 томов, 33 книги. Вот для этого издания мне нужно собрать все мои рукописи, манускрипты, статьи обо мне. А часть их находится у Евдокии Николаевны Цитлинской. Будьте любезны её повидать и попросить от меня выслать мне немедленно по адресу: Япония, г. Осака, в японо-русскую контору «Такай и Ко». Осака, Япония, телефон № 1765.

В то же время прошу Вас передать Евдокии Николаевне и моему старому приятелю М. М. Цитлинскому мой дружеский привет. И если М. М. нечего делать, то пусть приедет ко мне в Японию, и я увезу его в Америку для моих там лекций, он живой свидетель моих мучительств с прохвостом и деспотом царём. Этим немецким ублюдком, лже-Романовым, за которого я столько перестрадал.

Надеюсь иметь через Вас скоро ответ и высылку моих мемуаров, которые я давал читать Цитлинским да, кажется, вашему товарищу (акцизному чиновнику). Прилагаю при сём программу моих лекций с моим портретом. Сообщите Ваш адрес и адрес Цитлинских, тогда я пришлю и им дорогие мои портреты. Как только узнаю адрес Цитлинских, немедленно напишу подробно им. Никогда не забуду доброго отношения их ко мне, к ссыльному. У меня даже написана целая глава в моих мемуарах об удивительном честном исправнике Цитлинском.

Будьте здоровы. Жду ответа. Преданный вам граф Тулуз-Лотрек-Савин»

Ходит также история, что в том же 1918 году он, приехав из Японии в Россию, «толкнул» кому-то во Владивостоке скрипку… Страдивари (понятно, подделку). Укрылся затем не то в Харбине, не то в Шанхае.

В конце 1919 года разбитые армии адмирала Колчака с боями катились на Дальний Восток, вместе с ними двигались тысячи беженцев (родителей, жён и детей этих же бойцов), да и масса другого народа (купцы, священники, чиновники, интеллигенция), не ждавшего ничего хорошего от власти большевиков.

Первой серьёзной остановкой на пути в эмиграцию, где они могли отогреться (зима была очень суровой), отъесться и отоспаться была Чита. Но столица атамана Семёнова была просто переполнена, и чтобы выжить и двигаться дальше люди продавали по дешёвке те ценности, что у них ещё были. Те, у кого ничего не было, пускались во все тяжкие, от разбоя и проституции до массовых самоубийств.

Вот в это самое время в Чите и появился благообразный старик в звании… корнета.

Чем он привлёк внимание милиции или контрразведки, так и не ясно. Лично я натолкнулся на одно очень странное объявление, напечатанное 8 ноября 1919 года в газете «Забайкальская новь», подшивка которой хранится в краевом краеведческом музее им. А. К. Кузнецова.

«Желаю купить орден Владимира 4-й степени с мечами и Станислава 2-й степени с мечами, — говорилось в нём. - С предложением являться в дом Трухина по Корейской улице угол Уссурийской, квартира домовладельца, спросить офицера».

В городе, где ещё была в почёте воинская слава, и боевые офицеры и солдаты, имевшие ордена, пользовались уважением, это объявление не могло не привлечь внимание.

И уже вскоре последовал арест знаменитого «корнета Савина» и суд над ним.

Четвёртого декабря «Забайкальская новь» в заметке «Корнет Савин» сообщила некоторые подробности этого суда.

«В смешанном суде под председательством судьи Иванова разбиралось дело известного в России и здесь афериста «графа Тулуз де Лотрэк», корнета Савина, по обвинению его в подделке документов, — рассказывал газетный хроникёр. - Дело началось после того, как консульство по наведённым справкам выяснило, что обвиняемый подделал печати русского консульства в Иокогаме и начальника милиции в Харбине. По распоряжению суда все документы Савина, его ордена и поддельные печати и штампы переданы в русское консульство для уничтожения».

Расстреливать знаменитость не стали, хотя в силу военного времени легко могли это сделать. «Подсудимый признан виновным, — сообщила газета, — и присуждён к 18-месячному тюремному заключению».

На свободу он должен был выйти в середине 1921 года. Однако, похоже, что амнистировали его раньше. Во всяком случае, когда красные партизаны и бойцы Народно-революционной армии ДВР заняли в октябре 1920 года Читу, знаменитый корнет был уже в Харбине.

Дата смерти Савина не установлена. Один из его биографов Владимир Крымов писал, что он умер в полной нищете в гонконгском госпитале в начале 1930-х, что ухаживала за ним некая американка, записавшая его рассказы и издавшая их в Лондоне («Pull Devil, Pull Baker», by Count Nicolas de Toulouse Lautrec de Savine, K.M. Kx. Tsar of Bulgaria, and Stella Benson. MacMillan and Co, London, 1933). Hазвание — английская игра слов, буквально — «Тяни черта, вытянешь булочника», что приблизительно можно передать русской поговоркой «Не так страшен чёрт, как его малюют».

Крымов ещё удивлялся, как столь солидное издательство могло выпустить книгу, наполненную таким беспардонным враньём.

В других источниках дата смерти Савина даётся как «1937», но со знаком вопроса.

А вот как описал финал биографии знаменитого авантюриста в журнале «Наука и жизнь» (№6, 2008) Т. Тархов: «Дату смерти Савина обычно определяют весьма условно — «после 1933 года», хотя называется и 1937 год. По слухам, восьмидесятилетний корнет упал на улице и был доставлен в госпиталь для бедняков при французской католической миссии. Здесь его принимали за француза, пока в госпиталь не забрёл русский монах, обходивший шанхайские тюрьмы и больницы для утешения тех, о ком все забыли. Исповедавшись монаху, Савин той же ночью скончался.

Его христианского имени никто не знал, так что и помянуть толком было невозможно. На кладбище гроб вёз рикша, за ним ехал русский таксист с монахом и ещё двумя соотечественниками. Из русского цветочного магазина прислали небольшой венок, перевязанный трёхцветным флагом. Возле кладбища такси оставили, рикше сказали идти шагом. Монах прочитал молитву, остальные подтянули «Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего». Двое рабочих опустили гроб в яму; монах достал мешочек и со словами «Это русская земля» высыпал в могилу».

Что во всех этих историях правда, а что вымысел — вряд ли кто когда-нибудь разберётся. Однако теперь читинская история в его судьбе уже не будет просто одним из «белых пятен» биографии знаменитого «корнета Савина».