«Тайны истории»: Золото атамана

Как известно, после того как атаман Григорий Семёнов в конце 1918 года утвердил свою власть в Чите, а адмирал Александр Колчак в это же время в Омске, между ними практически до середины 1919 года шёл затяжной конфликт. Это сказывалось и на вопросах финансирования Забайкальской «вотчины» атамана со стороны правительства адмирала.

Атаману приходилось самостоятельно создавать свой бюджет и его золотое обеспечение. При этом с местными золотопромышленниками у него отношения сразу не заладились. Особенно после того, как при не выясненных до конца обстоятельствах был убит один из золотопромышленников Шумовых, который вёз золото в Харбин, а его груз пропал. Понятно, что атаман забрал под себя все прииски, ранее принадлежавшие императорской семье, и поручил контроль над ними барону Унгерну. Повсеместно был организован поиск золота, вывезенного большевиками в августе 1918 года. В том числе и того, которым рассчитывались, к примеру, с железнодорожниками.

Это как-то позволило продержаться полгода. А там наладились отношения с Омском, открывшим финансирование и военных, и гражданских учреждений Забайкалья. За несколько месяцев этого благополучия атаман сумел увеличить свой золотой запас. Однако продолжался этот период недолго. Режим адмирала начал рушиться. Осенью 1919 года белые на востоке сдавали красным город за городом. В этих условиях Семёнов решил укрепить свой золотой запас за счёт адмирала. Тем более что тот стал отправлять на Дальний Восток один за другим золотые эшелоны.

В августе 1918 года белыми в Казани был захвачен золотой запас России, нарицательная стоимость которого исчислялась тогда примерно в 651,5 миллиона рублей, не считая запасов платины, серебра и кредитных знаков ещё на 100 миллионов. По мере продвижения на восток этот запас таял, как снежный ком на солнце. Когда он, а точнее его бо́льшая часть перешла в руки красных, выяснилось, что не хватает почти 250 миллионов рублей золотом.

Теме золота адмирала в настоящее время посвящено много исследований. Его украденные в пути и спрятанные части ищут на Алтае и в Красноярском крае, в Иркутской области и на дне озера Байкал. Но нам интересна часть, доставшаяся наследнику Верховного — атаману Семёнову.

4 января 1920 года Александр Колчак подписал приказ, которым Верховную власть передал генералу Антону Деникину, а власть в Восточной Окраине России атаману Григорию Семёнову.

Последний «наследник» к тому времени уже стал «золотым». Дело в том, что ещё в сентябре 1919 года Колчак распорядился отправить часть золота во Владивосток. И вот его-то атаман «притормозил» в Чите. Один из крупнейших современных исследователей русского золота Александр Мосякин в фундаментальной монографии «Судьба золота Российской империи в срезе истории. 1880–1922», изданной в институте системно-стратегического анализа в Москве в 2017 году, отдельную главу посвятил золоту атамана Семёнова.

Проанализировав разные данные, автор первым пришёл к выводу, что «атаман Семёнов экспроприировал не один (как это принято считать), а два поезда (т. е. вагона – авт.) с колчаковским золотом».

По мнению Александра Георгиевича, суммарно «в распоряжении атамана оказалось колчаковского золота стоимостью около 48,1 млн рублей (37, 3 тонны)» (это в современных ценах примерно 114–115 миллиардов рублей).

Понятно, что «наследник» к тому времени привык самостоятельно распоряжаться своими, как он считал, золотыми запасами.

«Сколько же золота находится у самого Семёнова, никто не знает, — писала в 1920 году газета «Дальневосточная республика». – Однако известно, что у жены Семёнова, заблаговременно эвакуировавшейся за границу, был 21 пуд серебра и золота, не считая разных драгоценностей».

Речь шла о третьей жене атамана – Елене Терситской. Уехавшая ещё в 1919 году вторая жена Мария Глебова (больше известная как «Цыганка Маша» или «Машка-Шарабан») также была снабжена некоторым количеством золотых слитков.

А вместе с тем, на это золото посматривали и другие (союзники, прежде всего японцы, и генералы, как каппелевские, так и семёновские).

После получения от адмирала Колчака властных полномочий атаман Семёнов, учитывающий свободолюбивые настроения приходящих в Забайкалье остатков войск адмирала, которые в честь своего погибшего командующего стали называть себя «каппелевцами», решил либерализовать свой режим. И уже 15 февраля 1920 года атаман провёл совещание общественности, на котором заявил «о своём решении создать представительный орган с правами законодательной власти».

Правда, уже по ходу формирования этого органа Григорий Михайлович передумал и попытался создать совещательный орган, который был назван Краевым Народным Совещанием. Его первое заседание состоялось 6 июня 1920-го. Председателем этого семёновского «парламента», у которого прав было меньше, чем у Госдумы при императоре Николае II, избрали Арсения Васильевского — главного редактора либеральной газеты «Забайкальская новь».

И вот этот новый председатель буквально через два дня на заседании Краевого Совещания выступил во время прений по подготовке ответа на выступление атамана в день открытия их «парламента».

Арсений Георгиевич (наивный человек) предложил в ответ включить запрос о том, «приняты ли какие-либо мероприятия относительно оздоровления финансовой атмосферы, где наблюдается отрицательные стороны».

И далее Василевский развил эту тему:

«Больное место в этой области – положение золотого запаса, составляющего государственное достояние. В этом отношении необходимы гласность, точность и даже надзор представителей общественности. Нужно возбудить ходатайство о выяснении положения золотого запаса, чтобы вопрос получил полное освещение.

Мало удостовериться, мало констатировать, нужно внести некоторые изменения в способы расходования золота. Именно не должно быть неполной гласности, неполной осведомлённости, чтобы избежать распространения не совсем точных и недостоверных слухов. Нужно рассеять те, которые основаны на некоторых наблюдавшихся промахах. Приходилось делать за границей закупки, обошедшиеся более дорого, чем это вызывалось обстоятельствами, так как было неосмотрительное обращение с золотом. В результате покупная стоимость золота понизилась, что повело к потерям и лишним расходам.

Ранее золото ценилось дороже иены и десятирублевый золотой стоил 12 иен, теперь же за него дают только 9 с половиной иен. Я не ручаюсь за точность, ибо краткость времени не позволила проверить это по первоисточнику, и я говорю это не в качестве обвинения, а лишь в качестве предложения, я сообщаю лишь материал, который может быть обсуждён в комиссии».

Смелость выступлений членов Совещания объяснялась поддержкой со стороны командования «каппелевцев». Поэтому трогать их атаман не рискнул. А что же он ответил «народным избранникам»? Не известно. Скорее, промолчал. А тем временем часть этого золотого запаса отправил под охрану барона Унгерна на станцию Даурия (поближе к китайской границе).

Похоже, что первую часть эвакуированного из Читы золота атаман отправил барону Унгрену, с которым связывал определённые планы. Вот что в 1963 году вспоминал выпускник Читинского военного (юнкерского) училища Александр Еленевский:

«В конце июля была назначена эвакуация. Золотой запас, хранившийся в училище, был погружен ночью в багажный вагон, прицепленный в середину бронепоезда «Семёновец». Золото перевозилось на грузовиках: 10 ящиков золота, 7 юнкеров конвоя и грузовик, рыча мотором и поднимая кучу пыли, мчались к вокзалу, в поперечных улицах наши пешие и конные патрули; погрузкой распоряжался полк. Данилин. В вагоне с золотом поехали юнкера инженерной роты, пулемётная разместилась в броневых коробках, пехотная рота, батарея полк. Вельского и хозяйственная часть в другом эшелоне…

Утром «Семёновец» и эшелон двинулись в путь, быстро пролетели Карымскую, знаменитую петлю у Аги, немного задержались на заставленной эшелонами 3-го корпуса и страшно загаженной станции Оловянной, переползли по восстановленному деревянному мосту через пенящийся и бешено мчавшийся по камням Онон и помчались к станции Даурия.

За Ононом начиналось царство железного барона генерала Унгерн-фон-Штернберга. Это было сразу же заметно: на станциях чистота и порядок, перед последней к Даурии станцией — Шарасун, по сторонам дороги показались разъезды Азиатской дивизии, наблюдавшие за окрестностями. 500 вёрст пути были проделаны и никто раньше не позаботился об охране такого важного груза.

Станция Даурия маленькая — 6 путей. На север от станции — ряды красных кирпичных казарм... Большинство казарм пустовало: на Азиатскую дивизию, 1000–1200 человек, много помещений не требовалось.

В казармах, стоявших по краям городка, были замурованы кирпичом все окна и двери нижнего этажа, и попасть наверх можно было только по приставной лестнице. Часть крыши с них была снята, и там стояли орудия образца 1877 года. На форту № 6 был верх возможной техники: крепостной прожектор; на этом форту сразу же обосновалась инженерная рота. Пулемётная рота осталась в броневых коробках бронепоезда, на ветке, проходившей посредине города и около церкви, окружённой громадными штабелями снарядных ящиков.

Порядок, чистота, дисциплина здесь были заметны в каждой мелочи. О бароне рассказывали чудеса: что он спит на досках, поставленных на два ящика с золотом, покрытых потником, с конским седлом в голове. Потом от связных, носивших пакеты барону, узнали, что это враньё: квартира у него — как квартира и кровать хорошая, даже с пружинным матрасом».

Золото барона – это тема отдельного рассказа. Тут стоит лишь отметить, что мемуарист больше ничего не написал о судьбе привезённого юнкерами золота. Лишь сообщил, что через неделю после их приезда, «Азиатская дивизия ушла в поход, — мимо бронепоезда прошли отлично одетые в зелёные рубахи и шаровары сотни».

Понятно, что связь между прибытием в Даурию эшелона золота и скорый уход дивизии Унгрена не могут быть не связаны.

Этот вагон проследовал сразу в Маньчжурию.

Вот что написал сам атаман об этом в своих мемуарах, названных кратко «О себе»:

«Эвакуация из Забайкалья была проведена планомерно и спокойно… В Маньчжурии были сосредоточены достаточные запасы продовольствия. Штаб армии был снабжён мною деньгами в золоте на весьма крупную сумму. Эти деньги предназначались мною за перевозку частей армии по КВЖД, а также для распределения между обществами взаимопомощи чинов армии». А далее атаман с горечью констатировал: «Это были последние денежные ресурсы, находившиеся в моём распоряжении».

Уж не знаю, каким образом, но в газету «Дальневосточная Республика», являвшуюся официозом правительства ДВР, попали секретные документы из ставки атамана Семёнова. В них-то и шла речь и о золоте, и о его главном интенданте генерале Павле Петрове. Все командиры его корпусов, а также генералы из ближайшего окружения получили приличные суммы в золоте. Золотом, как в августе 1918 года большевики, теперь Семёнов вынужден был рассчитываться с железнодорожниками, вывозившими армию и беженцев из Читы в Маньчжурию, и соответственно с шахтёрами, поставлявшими уголь для паровозов.

В газете напечатали весьма примечательный документ, именуемый «Акт № 1», в подлинности которого сомневаться особенно не приходится. В нём был описан «приход и расход золота атамана». Так вот, согласно этому документу, всего было принято и сдано 711 ящиков с золотом. В нём сообщалось, что уже в 1920 году золотой запас основательно потратили. Только за период с 14 января по 13 сентября 1920 года на разные расходы было изъято 638 ящиков. На уплату жалования рабочим и низшим служащим было выделено 1,3 млн рублей золотом. А в момент эвакуации, например, Харанорские угольные копи за уголёк для паровозов получили 8 ящиков с золотыми слитками.

Главными же получателями и распорядителями были только лично известные атаману люди. Помощник атамана по гражданским делам Сергей Таскин получил «на обеспечение войск довольствием» почти 3 миллиона рублей золотом, плюс 3,6 миллиона на покупку обмундирования и снаряжения, ещё 420 тысяч рублей на оплату секретных командировок и, сверх того, 3 миллиона золотых рублей и 30 ящиков с золотыми слитками на обеспечение закупок за границей.

Отвечавшим за интендантские поставки семёновским и казачьим частям генералам Василию Рудакову и Михаилу Лихачёву для проведения интендантских заготовок за границей выделили: первому – 170 пудов золота в монетах на сумму 63,4 миллиона рублей, второму – около 4 миллионов рублей.

Далее в списке следует начальник снабжения всей семёновской армией генерал Павел Петров, получивший 1,3 млн рублей. Два знаменитых барона – Тирбах и Унгерн — получили соответственно 380 и 360 тысяч рублей. Тоже, естественно, золотом.

Достаточно шумный скандал произошёл в 1920 году вокруг генерала Афанасьева. Он тоже упоминается в акте № 1. На нужды отряда, отправляемого в карательную экспедицию, генерал получил 600 тысяч рублей (заметим, что это гораздо больше, чем получили Тирбах и Унгерн). Это было в начале года, а в конце разразился скандал.

Харбинская газета «Русский голос» поведала о «семейной драме» бывшего семёновского генерала Афанасьева. К тому времени он уже был в отставке и владел, как оказалось, золотом на сумму в 200 тысяч рублей (напомним, что в начале года он на нужды возглавляемого им карательного отряда получил 600 тысяч рублей золотом). Это стало известно лишь во время судебного процесса, когда он и его жена не могли поделить деньги…

Интересны, так сказать, «домашние расходы» самого атамана. Заметим, официальные расходы. Личная канцелярия атамана получила 180 тысяч, комендант штаба атамана – 100 тысяч.

«Как видно из ассигновок, — писала 14 декабря 1920 года «Дальневосточная республика», — громадная сумма золота ушла «на интендантские заготовки», вокруг которых грелись и русские, и зарубежные спекулянты. Эти интендантские заготовки прогремели на весь свет, а чрезмерное злоупотребление семёновских фаворитов возбудило в своё время массу конфликтов между ними и строевыми генералами, и привели армию к полному развалу».

Возглавлявший в тот момент полевую армию атамана один из наиболее каппелевских генералов, генерал-лейтенант Григорий Вержбицкий, написал Петрову: «Благо армии и общего дела требуют от всех жертв, — поэтому приказываю с честью выполнять возложенные на вас обязанности». В ответ на это Петров пишет в ставку, что его опять кто-то оклеветал, а в конце послания просит ускорить высылку дополнительно ещё 8 ящиков с золотыми слитками, которые вскоре и получает.

Через некоторое время, как теперь стало известно, Павел Петров сдал на хранение японской военной администрации под личную расписку 22 ящика золота, «спасённого» им от красных и… эвакуированных семей белых. Атаман позже пытался судиться с японцами относительно этого золота, но получил лишь, как говорится, «дырку от бублика». А вот до золота, припрятанного в Забайкалье, он добраться уже не мог.

Из 711 ящиков с золотом, имевшихся у атамана в начале 1920 года, согласно акту № 1, 638 в течение 1920 года были растрачены. А что же произошло с остальными 73 ящиками?

Красные предполагали, что именно на самолёте атаман вывез значительное количество ценностей. 22 октября 1920 года председатель Совета Министров ДВР Александр Краснощёков в сообщении в Москву так и утверждал: «Когда повстанцы плотным кольцом окружили город густыми боевыми цепями, атаман Семёнов улетел на аэроплане в неизвестном направлении, захватив с собой остатки золота».

Сам же атаман в изданных мемуарах писал:

«Видя, что я не имею возможности рассчитывать на Штаб армии и части II-го и III-го корпусов, и, не имея около себя никаких коренных своих частей, кроме бронепоезда, совершенно бесполезного при создавшейся обстановке, я был вынужден вылететь на аэроплане в Даурию, где меня ожидали части I-го корпуса генерал-лейтенанта Мациевского, заменившего в должности командира корпуса генерал-лейтенанта Д.Ф. Семёнова. Аэроплан с пилотом полковником Кочуриным был неисправен и в течение всего полёта, продолжавшегося два часа пятнадцать минут, механик у меня в ногах паял бензиновый бак».

Не думаю, что он мог на такой «машине» вывезти большое количество золота, во всяком случае, не 73 ящика.

Именно в 1920 году было положено начало тайне, не раскрытой до конца и сегодня. Это клад атамана. Как написал в еженедельнике «Секретные исследования» (№4, 1999 г.) Вадим Ростов, автор статьи «Ненайденное золото атамана Семёнова – величайший клад России и всего мира», «это, собственно, не клад. В таком объёме золото перестаёт быть кладом, а становится неоспоримой и неделимой собственностью нации».

О запутанной истории этого клада и его поисках стоит рассказать отдельно.