Лилия Краус: География в стихах и ребусах

Учителем географии в 47-й школе Лилия Пляскина не работает всего 3 года. Но на рабочем столе ещё стоят папки с кроссвордами и ребусами. И в этих папках, кажется, особенность Лилии Владимировны — умение совместить науку с творчеством.

В таком же исключительном порядке фотографии разных лет — это будущая легенда советского хоккея на траве Нателла Красникова в походе с могочинскими одноклассниками, это студентка Лиля идёт на лыжах по «дятловским» местам, дети за партами, взрослые на конкурсах.

— У меня такой порядок, потому что я немка, - полушутя поясняет Лилия Владимировна.

Её предки, действительно, жили в Поволжье, с наступлением войны сосланы в Сибирь, затем после скитаний остались на Урале, откуда молодая «географиня» с мужем приехала в Забайкалье. В педагогической среде её знают по фамилии первого мужа — Баянова, второго — Пляскина. Литературные произведения Лилия Владимировна по совету писателя Василия Никонова издаёт под своей фамилией - Краус.

В августе 1941 года вышел указ о депортации всех немцев в Сибирь. Дали 24 часа, согнали всех на станцию, погрузили битком в скотовозы и… «До свиданья, отчий край, принимай, сибирский «рай». Когда плыли по Енисею на место поселения на барже, возле города Енисейска родился мой брат Юрий. Было это 5 октября 1941 года. Сибирь. Осень. Холод. Как они всё вынесли, да ещё нас – детей – сберегли?»

Из автобиографии Л.В. Краус.

— Почему вы пришли в педагогику?

— У меня были очень хорошие учителя в школе. В селе Ныроб на Северном Урале было много репрессированных или эвакуированных. Село и известно в первую очередь как место ссылки дядьки первого русского царя из рода Романовых. Географию у меня преподавал Михаил Иванович Вишневский, доктор геолого-минералогических наук, профессор Ленинградского государственного университета. Он и его жена — доцент кафедры филологии того же Ленинградского университета — были эвакуированы.

Некоторые преподаватели были судимы по 58-й статье (контрреволюционная деятельность — ред.). Это были люди разных национальностей. Иногда жёны офицеров преподавали. Учителя русского языка, литературы, географии были очень хорошие.

После окончания школы, в 1957 году, я поступала в Молотовский университет на историю и археологию. Отлично сдала все экзамены, но получила письмо «считать не прошедшей по конкурсу», хотя у меня было 25 баллов из 25. Я потом поняла, что меня из-за национальности не взяли. Указ о реабилитации российских немцев вышел в том же 1956 году, но позже.

Попытались мы восстановить справедливость, такая же история была с внучкой одного фронтовика. Но так ничего и не получилось, и меня по комсомольской путёвке отправили работать учителем младших классов в Кикус, кержацкую деревню. Там у меня была учительница Феоктиста Зотеевна из староверческой семьи, она и меня учила всему.

Потом, когда местная учительница вышла из декрета, меня направили пионервожатой в Ныроб, в родную школу, и полгода преподавала географию у малышей. Я с ребятишками всегда хорошо общалась, хоть и до 4 лет не разговаривала по-русски – только по-немецки.

Поработав 2 года, я захотела снова подавать документы на археологию, но факультет вернули в Ленинград и его в Перми больше нет. Поступила на геофак — мне очень понравилось, я подумала, что вытащила счастливый лотерейный билет. Потому что география – это огромный диапазон знаний, география залезает во все области: в физику, метеорологию, климатологию, биологию, геологию. В общем, все науки, которые нужны, – это география. Мне понравилось.

Меня после окончания университета распределили в деревню возле Перми. Но мой первый муж — геолог — проходил практику на Камчатке, и мы по распределению должны были остаться там. Однако так получилось, что парень, который должен был попасть в Читинскую область, влюбился на Камчатке и упросил нас поменяться. Мы приехали в Забайкалье, и нас послали в Могочинский район.

Муж мне звонит оттуда:

- Будешь немецкий преподавать?

- Я географ.

- Тут на школу пять географов: директор – географ, завуч – географ, учитель физкультуры – географ.

Я согласилась преподавать немецкий и рисование – я хорошо рисовала.

На станции Ксеньевской я отработала 2 года. Потом мужа отправили в Монголию, где я трудилась в поле с геофизиками, занималась стратиграфией (раздел геологии, изучающий последовательность формирования комплексов горных пород в разрезе земной коры), а потом пришла большая счётная машина Ascota с инструкцией на немецком языке. Так как муж в институте познакомился с арифмометром, мы вместе разбирались с этими машинами.

Вернувшись из Монголии в Читу, я работала в 42-й и в 47-й школах. Потом с мужем поехали в Алжир. Там я почти не трудилась — просто библиотекой занималась. Вернулась снова в 47-ю школу, и в ней с 1975 года по 2019-й работала без перерывов.

У нас там была очень хорошая лаборантская, одна из лучших в городе — школу курировали геологи, они очень много делали и помогали.

Параллельно я возглавляла профсоюзную организацию школы, входила в совет коллектива в составе группы творчески работающих учителей.

— А зачем на уроках ребусы, кроссворды, парты в круг? География и так достаточно интересный предмет.

— Чтобы интересней было. Когда дети решают кроссворд про Америку, им ответы надо на карте найти, и таким образом они больше запомнят. Неинтересно, если читать менторским голосом: это Лабрадор, это Флорида, это Карибское море.

Я любила групповую работу и привлекала детей к проверке знаний друг друга. Вызываю кого-то одного, проверяю, а потом он проверяет другого, ставит ему оценку. Если ученик 4-5 одноклассников подготовит, я ставлю ему вторую пятёрку.

Один раз мне дали малышей, одному из них было скучно на уроке, он сидел, зевал. А я рассказывала про Ванюшку Николева — мальчика, который был воеводой в Забайкалье. Когда его назначали, гонцы ехали через всю Россию, и я детям предложила повторить маршрут. Несколько человек не смогли это сделать, в классе азарт возник, и в ребёнке проснулся интерес. Я думала, он спал, ничего не запомнил, а он точь-в-точь рассказал всё то, что я говорила, даже ухитрился мои манеры скопировать. Ему потом даже поаплодировали.

Потом примчалась классная руководительница в учительскую и рассказывает, что весь класс на дыбах, потому что Сашка сегодня пятёрку получил. Забайкаловедение стало его любимым предметом — всё он у нас на уроках делал.

У меня есть стихотворение про географическую карту.

Географическая карта замечательна!

Чудесней в мире ничего, по мне, так нет.

И кто поймёт её, тому уж обязательно

Откроет самый свой загадочный секрет.

На глобусе да, говорят, ещё из космоса

Земля наша зелёно-голубая.

Я это стихотворение раздаю по партам, и каждый должен найти то, о чём говорится. Потом один ученик декламирует стихотворение, а второй в это время показывает на карте.

— Есть мнение, что из Забайкалья уезжают, потому что не научены любить Родину.

— Я старалась, чтобы в школе преподавался предмет про Забайкалье. Детей водила в походы, собирала материалы про декабристов, в лаборантской была коллекция минералов. Одно время была в программе география Читинской области, потом её сократили — это безобразие. Может быть, Всевышний меня услышал, стали преподавать забайкаловедение.

Это обязательно. Забайкальский писатель Олег Димов хорошо сказал, что главное – это передать ребёнку любовь к родной земле. Он своего сына Максима водил в походы, брал на сплавы, таскал по всем рекам. В своё время отец научил Олега Афанасьевича, а он передал любовь сыну.

У меня родители умерли, я стала листать фотоальбомы, а в них целая история, память стучится в сердце. Это удивительно, что фото сохранились, ведь семья с Поволжья была вынуждена уезжать в Сибирь, из Сибири – на Урал, с Урала – в Казахстан. Оттуда я поехала поступать в Пермь, а потом в Забайкалье и дальше. Три квартиры сменила в Чите. Всю жизнь я скучала по Уралу, на котором жила с 7 лет.

У меня есть стихотворение с такими строками:

Бездумно недра разграбляет Человек,

На рудниках, карьерах, добывая руды

И превращая их в металлолома груды,

Себя на рабство пред удобствами обрёк.

И для него теперь всей целью жизни стало

Найти, понять, достать, срубить или извлечь,

Переработать, переплавить или сжечь,

Пережевать… и всё опять начать сначала.

Не надо программу забивать сложной информацией, которая детям ничего не даёт. Если они будут геологами, биологами, технологами, они всё это изучат после школы. Надо детей научить любить и понимать природу.

Когда мы учились, программа была попроще, но мы знали то, чему нас учили. А сейчас дети порой не знают очевидного.

Как-то давно уже в коридоре школы был случай. Учитель физики возмущалась, что не могут дети закон Ома запомнить и как вообще можно жить, не зная этот закон. Учительница русского языка подключилась: «Как можно жить, путая не и ни». Я тоже не осталась в стороне: «А кто из вас знает, что такое Аконкагуа? Не знаете? Это же высшая точка Южной Америки – Андов. Я не знаю, как можно жить и не знать, что такое Аконкагуа». Все засмеялись и пошли на работу, поняв, что это необъятные знания.

— Вы говорите, программа изменилась. А дети изменились?

— У нас в школе дети стали резко делиться на две группы: сильные и слабые. Большая часть класса обычно сильная. Но слабых стало больше. Если раньше таких на класс было два-три человека и они как-то тянулись, старались, то сейчас им ничего не надо и всё. А сильным надо больше, они берут в школе и добавляют сами. Родители стали другими, более требовательными к учителям.

Труднее стало работать, потому что зашевелились органы управления образованием. У каждого свой план, который надо выполнять. Бумаги, отчёты, детей дёргают постоянно. ЕГЭ – это плохо, это страшная вещь, ужасная вообще. Дети же не думают, не разговаривают, а только подставляют.

Дочь моя работает школе завучем-организатором. И она заметила, что ребята, которые занимались на Посту №1, где их воспитывают, хорошо устраиваются в жизни. А вот отличник один, медалист, который выигрывал все олимпиады, до сих пор не может никак пристроиться.

— По вашему мнению, технологии упростили жизнь школьникам или, наоборот, усложнили?

— Я считаю, что сильно много технологий – это плохо. Информация стала доступнее, но ребёнок не учится её искать. Для этого ничего не надо делать. Всё готовое.

Для примера могу вспомнить, как однажды обсчиталась продавец в магазине. Я попросила перепроверить сдачу, она посчитала снова неправильно и вспылила на меня. Потом её раз пересчитала и удивилась: «Как вы так быстро считаете?» А наше поколение умеет считать, потому что это надо было делать только в голове.

Я думаю, надо воспитывать уважение к труду, возвращать профессиональные училища. Я знаю одного очень профессионального сварщика, выпускника нашей школы, он занимал ведущие места на всесоюзных соревнованиях.

— У вас есть выпускники, которые пошли по вашим стопам?

— Есть. Много — человек шесть могу назвать. Одна – соседка по даче сейчас, Женя Попова, в школе №19 работает. Настя — в училище. Выпускница моя в нашей школе работала, сейчас уже уехала.

— Туризмом со школьниками вы занимались для них или для себя?

— В молодости мы, будущие географы, много изъездили и на Кавказе были, в Средней Азии, на Дальнем Востоке. Урал ногами прошли почти весь, в том числе и на «дятловских» местах были. Мы много видели, много испытали, в землетрясение даже попали в Душанбе. И главное — многому научились. Эти знания я передавала в кружке по спортивному ориентированию.

Мы выходили в лес, изучали простейшие, но очень полезные вещи. Азимут, ориентирование в лесу – это вообще несложно, но люди гибнут, потому что не знают этого. Так что походы — это и для себя, и для детей.

Поэтому я до 79 лет работала, теперь 2 года отдыхаю. Первое время очень скучала, но привыкла уже тоже. Сейчас в школе всё иначе, планы по-другому.

— А что не так с планами?

— Сейчас требуют подробнейшим образом писать планы, стандартизировать урок. А учитель приходит в разные классы, к разным детям, всё равно по-разному получается и слепо следовать плану невозможно. Есть, конечно, какой-то алгоритм. А если местами что-то переставить, то ничего не изменится и ребёнок меньше знать не будет.

Порой к учебным пособиям прилагают инструкцию, учитель должен ей следовать. Но бывает, что инструкция — это слишком скучно, полезнее будет отступить от нормы.

— Какой должен быть учитель, по-вашему?

— Строгий. Не должен допускать панибратства и чувствовать грань — где ты свой, а где тебе садятся на шею. Чем я становилась старше, тем больше стала жалеть детей и почувствовала, что они начинают хитрить. Пришлось перестраиваться. Но это уже было сложно.

Во-первых, надо строго, во-вторых, справедливо. И потом — надо хорошо знать предмет. Как-то мне ученик задал вопрос по Южной Америке, ответ я, к счастью, знала, но изобразила недоумение. Попросила его задать мне наводящие вопросы. Он мучился, придумывал так, чтобы посложнее, и я «догадалась».

Ещё один мальчик после урока подошёл ко мне и сказал, что я неправильно ставила ударение в названии реки Сухона — притоке Северной Двины. Он каждый год ездил туда к бабушке на каникулы и знает. Мы с ним нашли Большую энциклопедию, открываем, и он оказался прав. Я ему говорю: «Спасибо тебе! Я теперь всегда буду правильно говорить. Ты мне подарок на всю жизнь подарил. Спасибо, что ты не стал на весь класс кричать, а на перемене подошёл и культурно бабушке сказал». Он рассмеялся, расцвёл весь.

Школа – это маленькая жизнь. Люди всегда вспоминают школу — учителя, предмет, который нравился, как преодолевались сложности и какие были достижения. Надо, чтобы больше было такого у ребёнка. Это же тоже формирует его спокойствие и уверенность, что он что-то знает, что что-то умеет