«Они их забирали, как зэков» — репортаж о первых днях частичной мобилизации в Забайкалье

У окружного учебного центра в Песчанке стоят автобусы и маршрутки, часть из них школьные — желтые, с надписью «Дети». Говорят, что мужчин в них увозят в Антипиху — там находятся военно-врачебная комиссия, сборный пункт и войсковая часть. В Песчанке мобилизованные переодеваются: в желтые автобусы на места школьников садятся люди в военной форме. Получивших повестки привезли сюда из разных районов края, за некоторыми следом приехали родственники.

Марина Васильевна (имя изменено. — Прим. ред.) плачет и одновременно грызет семечки. Она сидит прямо на крашеном бетонном блоке за территорией учебки. В одной руке держит влажный розовый платок.

— Ему 46, служил в Чечне. Заряжен, конечно, — младший брат женщины накануне получил повестку. — Мне больше не себя жалко, а родителей. Надеялись, что всё... Вон, мужчины напились, им говорят: «Езжайте домой. Вы не будете служить». Я Сашке сказала: «Надо было тебе напиться».

Брат Марины почти слепой на один глаз.

— Он вообще плохо видит, мои очки сейчас надевал, когда симки перекидывали. Нога у него болит. Ну рулить пойдет, чё. В первую голову, как он сказал, забирают тех, кто воевал, — «чеченцев». Вот их десять человек привезли. Я пока еще в шоке... Я просто сейчас не готова — и верится, и не верится. Надеялись, что всё будет хорошо.

— Но не плачьте, — мимо Марины Васильевны проходит пара пьяных мужчин, которых до этого прогнали. Они идут обратно к толпе мобилизованных.

— Конечно, вам-то чего, навеселе.

— Ну а чё вы плачете-то?

— Ну, видимо, о вас некому плакать.

Женщин в Песчанке немного. Большая часть — волонтеры. Они раздают чай и бутерброды, которые сметают срочники, собирающие на территории мусор. Рядом с Мариной Васильевной стоит пост ДПС — по обеим сторонам от трассы Чита — Забайкальск, у которой расположена учебка, припаркованы машины родственников мобилизованных.

Она говорит, что кого-то поднимали ночью. Ей кажется, что всё это напоминает «какое-то НКВД, в этом роде».

— Человек спит, он ни к чему не готов — пришли, забрали, всё. Моего брата забрали не в ночь. Просто приехали домой и сказали: «Александр Александрыч, собирайтесь». У него двое детей. Я его спросила: «Саша, чё, куда?» Он говорит: «Ничего не говорят». Когда чеченская кампания началась, так же было. Он у меня служил краснопогонником (во внутренних войсках. — Прим. ред.), был водителем, на «санитарке» работал. Я его на субботу-воскресенье забирала. Обычно в пятницу приезжала. Приезжаю как-то, спрашиваю: «Где он?» Отвечают: «На выезде».

Я говорю, что подожду, — он приедет, помоется, увольнительную получит, и всё. Жду — нету, нету, нету, нету. Говорю: «А он где есть-то?» Опять отвечают: «На выезде, будет поздно. Вы его сегодня не ждите, завтра приедете, заберете утром». Я выхожу, мальчишка стоит на КПП и говорит: «Вы езжайте, его сегодня ночью увозят в Чечню, с Читы-1 (железнодорожной станции. — Прим. ред.)». Ему было 19 лет. Я с сумками туда... И до сих пор, знаете... Их, как зэков, тогда — машину подогнали, трап и прямо в вагон. Ой, не знаю. В трансе. Сейчас переоденут и опять на [спецоперацию]. Как это всё будет выглядеть?

Комиссию брат не проходил. Его увезли вечером 22 сентября.

— И привезли их на таком же желтеньком автобусе. Прямо с Красного Чикоя и сюда.

Марина не знает, отправят ли брата обратно, — ей кажется, что нет. У нее двое детей 33 и 37 лет, оба служили. Они тоже ждут повестки.

— У нас на работе траур. У кого сыновья, мужья, у кого возраст подходит, они сидят и каждого звонка боятся, вот каждого. Включая меня. Телефон звонит, меня трясет — я думаю, что сын сейчас скажет: «Мама, всё, меня забирают». Я как-то еще была... когда началось, думала, что сыновей возьмут. Но насчет брата я в шоке. Мужа у меня не возьмут, 61 год. Хотя бог его знает... Там вон дедушка сидел, водочку попивал. Ему уже за 70, возможно.

К бетонным блокам быстро идет пожилая женщина.

— Девочки, а можно туда пройти? Там женщины какие-то ходят.

— Туда не пропускают.

— А туда? — показывает родственница одного из прибывших в сторону автобусов и навеса.

— Он у вас на складах или на КПП? Здесь переодевают, — Марина пытается успокоиться и собирается вызывать такси, чтобы поехать к племяннице, а затем вернуться домой в район. Напоследок она говорит, что из-за срочной частичной мобилизации люди будут бежать в лес.

— У нас троих прямо с работы забрали — приехали дяденьки, всё — собирайся. «Мы тебя сопровождаем до дома, берешь вещи». Это разве нормально? Ночь-полночь, приходят забирают, чтобы не убежали. Да куда ты побежишь? От себя не убежишь, сколько бы ни скрывался. А вот они сейчас, смотрите, — чисто мое материнское мнение — всё это затеяли, и люди будут убегать в леса, начнется бандитизм, преступления. Сделайте по-человечески, всё обеспечьте. Их же гонят как баранов, а у каждого семьи есть. У меня еще три зятя и два сына. Вот — пятеро. Их сейчас всех загребут, и останемся мы одни бабы, извините за выражение. Ни на что не смотрят. Сейчас еще половина отсеется, мне кажется, — Марина смотрит на собравшихся у ворот мужчин. — Сколько водки вылили — у одного пакет, там четыре бутылки литровых.

Скупая мужская

Кто-то успел положить с собой консервы, хлеб, сок и сигареты. За единицами поехали родные, чтобы довезти вещи, еду или попрощаться. Или понять, есть ли шанс на то, что мобилизованного родственника всё же отпустят. На второй день частичной мобилизации в крае запретили продажу алкоголя в Песчанке, Горном и Борзе (поселки и город, где сосредоточены военные части) и ограничили торговлю около военкоматов. В момент, когда выходят новости об ограничениях, некоторые «призывники» у учебки всё еще пьют водку, им никто не мешает. Кто-то спит, уморившись от непривычной сентябрьской жары и нервного напряжения.

С журналистами о своем настрое или отношении к происходящему большинство мужчин отказываются говорить. Они матерятся, угрожают разбить телефон и лицо. Или сухо отвечают: «всё у нас ништяк», «вернемся с победой», «нормальный настрой».

Когда один из журналистов уходит, кто-то хватает его за руку.

— Мы не добровольцы, но пришли сами, потому что у нас есть дети. Мы не за Путина едем, а за маму за твою, за сестер, за твоих детей, за наших детей. Уходи, — говорит мужчина и начинает плакать.

От того, что слезы «призывника» — по разговорам бывшего десантника — видят посторонние, все раздражаются еще больше. В этот момент подходят росгвардейцы и военные, заставляют удалить все аудиозаписи и фотографии от 23 сентября, записывают данные СМИ и корреспондента и просят покинуть территорию.

Родственница Алены (имя изменено. — Прим. ред.) обратилась в редакцию, потому что мужа девушки и его двоюродного брата — «не служивших по болезни» — повезли в Читу. Первых мобилизованных из района начали увозить еще 22 сентября — ночью по Сети разлетелось видео, снятое чернышевцами.

— Вчера в два часа дня им вручили повесточки и сказали 23-го быть в военкомате. В Чернышевске их забрали просто по списку — они шли четвертым и пятым. Было около <...> человек, надо было <...>, остальных (большую часть. — Прим. ред.) отсеяли. На месте у нас разобраться не получилось. Никто ничего не знал. Они должны были поехать в Горный. Им ничего не говорят, ничего не объясняют. Везде пишут, что те, кто не служил, — их не должны призывать, и у кого четверо детей, беременные жены. <...>, — Алена рассказывает по телефону, как забирали братьев.

Женщина дозвонилась до краевого военкомата. Там у нее попросили документы и ответили, надо было сказать еще в Чернышевске, что муж не служил. Помогать, по словам Алены, в военкомате не спешат.

— «Если забрали, значит в запасе». В Чернышевске никто не разбирался. У мужа с почками большая проблема, он после школы даже поступить никуда не мог. У второго брата тоже проблемы со здоровьем. Мне звонила подруга из Бурятии, там отпускают тех, кто не служил, многодетных отцов <...>. У нас двое детей.

К ночи 23 сентября Алена сообщает, что смогла выйти на зампреда правительства края Александра Костенко. Он помог — связался с военкомом района, данные передали медкомиссии в Каштаке, там будут принимать решение о мобилизации братьев.

Оксана — Читинский район

У Оксаны (имя изменено. — Прим. ред.), как и у Алены, забрали неслужившего родственника — 20-летнего брата.

— Ситуация такая: как только объявили мобилизацию, 22-го числа мужчин собрали с Читинского района. Там были люди с инвалидностью, но их потом отпустили, выяснили. У моего брата хроническая анемия, его поэтому и списали. Вчера на первый автобус мы его не пустили, выясняли, что можно сделать. Повесток нет — значит не едет. На второй автобус уже привезли повестки, всех собрали. Они приехали в военкомат <...>. Мы опоздали — обе были с работы с сестрой, у них уже забрали военные билеты. Вчера нас не запускали в военкомат дальше решетки. С женщинами, которые координировали этих призывников, мы разговаривали, рассказывали им про анемию, что он не служил.

Почему его одного забрали? Там никого не было такого молодого возраста, все мужики здоровые. Они говорят: «Ну вот, списки пришли, что теперь сделаешь?» Сегодня мы приезжаем в военкомат, прорываемся к военкому. Он говорит: «Почему вы вчера не подошли?» А мы не знали, что он в кабинете. Я у решетки вчера простояла часов шесть. Брата увели, посмотрели, что в списках много неслуживших, и сказали, что список большой. Увезли в Песчанку. Мы приехали — им уже дали батальон, роту. Его назначили в артиллерию. Военком пообещал что-то сделать <...>.

Оксана дотянулась до всех, кого могла: военной прокуратуры, военкома, позвонила на горячую линию Минобороны, в приемную Александра Костенко. Они с сестрой планируют поехать в Песчанку в понедельник — это будет 26 сентября и четыре дня с момента мобилизации брата.

— Сейчас машина завертелась, какой-то положительный исход будет, — считает Оксана.

Центр Читы 22-го и районный военкомат — начало

После объявления в России частичной мобилизации в краевом военкомате на Амурской людей немного. Среди них есть группа врачей из первой городской больницы, в том числе хирурги. Кому-то повестки вручили поздним вечером 21 сентября, кому-то позвонили из военкомата и попросили явиться. Мужчины выпивают и отказываются контактировать с журналистами, жены плачут.

— Что я чувствую? Моего мужа отправляют непонятно куда. У нас двое маленьких детей. Как думаете, что я чувствую? Он не солдат.

В военкомате Читинского района людей больше. Молодых практически нет, в основном мужчины в возрасте, некоторые — пожилые. Провожать их пришли целыми семьями. Одна из женщин соглашается записать видеообращение.