Женщина с Харьковщины. История ополченки саперной роты, сбежавшей в Забайкалье от угроз

Татьяна Головинова родом из села Дар-Надежда в Харьковской области. Ей 45 лет. С 2014 года женщина возила гуманитарную помощь в ЛНР, потом пошла в ополчение, служила в саперной роте, попала в списки «Миротворца» как боевик незаконного вооруженного формирования, получила осколочные ранения, сбежала сначала в Новошахтинск Ростовской области, а потом в Балей.

За почти 7 лет нахождения на территории России она так и не смогла оформить гражданство — ей продлевают срок временного убежища. Из-за этого больше всех страдает ее сын Вова. Он невербальный аутист и не может получать помощь, которая положена инвалиду. У Тани есть еще две дочери. И больше нет ничего.

В Забайкальский край семья приехала летом практически без вещей — по словам женщины, она сбежала от угроз, которые регулярно получала, живя в трех часах езды от Луганска.

К концу октября в Балее уже лежит снег. Таня вспоминает, как в сентябре ей не в чем было отправить в первый класс младшую Женю — у той были только летние туфли, в которых она приехала из Новошахтинска. Сейчас у девочки есть игрушки, одежда и канцелярия. Часть привезли из центра соцзащиты, остальное собрали горожане. Семье передали холодильник и стол. Таня сама нашла в «Одноклассниках» местного депутата и волонтера Дарью Маркину и попросила ее объявить сбор. Сделала так впервые: просить — это непростой и непривычный для нее опыт.

Жизнь Татьяны Головиновой без натяжки можно назвать «Санта-Барбарой», но это не очень уместное сравнение. В мыльных операх обычно нет места военным конфликтам, героини там не употребляют слова «двухсотые», «трехсотые» или «минометы». Они не могут быть многодетными боевиками или собирать деньги на дрова.

Дом, в котором она живет с Женей и Вовой, находится на улице Песчаной. Старшая дочь Карина осталась в Ростовской области. Вместе с тремя Головиновыми в одной комнате ютятся ее однополчанин Сергей и двое его детей. Это он позвал Татьяну в Балей. И его она считает родным отцом шестилетней Жени.

Из Таниных рассказов сложно понять, кто точно отец младшей дочери. Но это важно. История девочки также плотно связана и с сайтом «Миротворец» (на нём размещают данные людей, совершивших преступления против Украины, по мнению создателей проекта. — Прим. ред.), и с угрозами, которые Головинова получала, и с тем, почему вся семья в итоге оказалась в Забайкалье.

Головинова родилась и жила в Харьковской области, воспитывала двоих детей, ухаживала за больными мамой и бабушкой, которые умерли еще до «Майдана». Отец с Таней не общается, он считает ее предателем.

— В 2014 году в связи с тем, что там закрутилось, вышло так, что я вела группы ополчения (в соцсетях. — Прим. ред.) и группы, которые противостояли киевской власти. И меня уже взяли на заметочку. А потом я вышла на связь с Мозговым (Алексей Мозговой, один из лидеров народного ополчения ЛНР. Погиб в 2015 году. — Прим. ред.), Царствие ему Небесное, и передавала информацию по передвижению техники. У меня был выход как раз на бригаду Мозгового «Призрак» и на полк казачий Дрёмова (Павел Дрёмов, полевой командир ЛНР, убит под Стахановым. — Прим. ред.). Вскоре я переехала в город Стаханов, там был их штаб. Он и сейчас там. Перешла в саперную роту, и с 2014-го до апреля 2015 года [в ней состояла]. В роте мы выезжали на вызовы, на разминирование. Частично я умела [разминировать], с ребятами выезжала, смотрела. Автомат держала в руках, стрелять — стреляла, обучали, но в боях не участвовала. В апреле нашу колонну обстреляли, у меня было два ранения. Один осколок попал в грудную клетку — в крестик. Сам момент ранения я помню. Свист, прилет. Помню, что капот открылся у машины. Мы не надели бронежилеты. Я очухалась, когда на мне разрезали футболку, всю в крови. Мне мелкие осколки попали, их быстро вытянули. Крестик спас меня. Наверное, Бог точно есть.

Таня рассказывает, что занималась гуманитарной помощью — до вступления в роту и после того, как ее колонну разбили. Ранения лечила в госпитале в Стаханове, там забеременела Женей. Из госпиталя женщина не вернулась к саперам. В декабре 2015-го родила. Всё это время, по словам Татьяны, семью содержала старшая дочь Карина — они с Вовой дети от первого брака.

На «Миротворце» гражданским (вторым) мужем Тани указан Олег Андрушевич — о нем в разговоре она не упоминает ни разу. Андрушевич, как и Головинова, был в народном ополчении, получил ранение с контузией и скрывался в Ростовской области от Службы безопасности Украины. О мужчине стало известно в феврале 2017 года, когда его пытались депортировать. Про Андрушевича тогда писали паблики и сайты, посвященные Донбассу, и благодаря огласке он смог остаться на территории России.

Татьяну Головинову Андрушевич называл своей гражданской женой, а Женю — дочкой. Андрушевич жил в Ростовской области вместе с Таней и ее детьми, и в какой период их пути разошлись, женщина не рассказывает. Сейчас отцом Евгении она называет Сергея — казака из Балея и неофициального отца-одиночку.

По словам Головиновой, с началом сопротивления на Донбассе женщины редко вступали в ополчение и тем более шли на службу.

— Мужчины бежали в Россию, а че говорить за женщин? Это уже у кого какое воспитание. У меня бабушка ветеран войны — наверное, поэтому я туда пошла. Да я по жизни всегда такой была. Как вы думаете — воспитываться в СССР, быть секретарем комсомольской организации и не влезть никуда? Такого не бывает в жизни. У меня просто выбор был маленький: две статьи на Украине — госизмена и посягательство на территориальную целостность.

Таня называет эти статьи расстрельными. Возвращаться ей некуда не только из-за преследования, но и потому, что от ее дома якобы не осталось ничего. Сначала она планировала вернуться в Харьковскую область, думала, что «как-то быстрее всё прокрутится» и ополчение пойдет в наступление.

— А оно видите как... Мне говорят — вот почему ополчение не пошло в наступление в 2014–2015 годах? Линию обороны очень тяжело держать. Там же занимаешь территорию, надо, чтобы кто-то оставался. А кто там останется? Людей мало было на то время. Вот у нас был казачий полк Дрёмова — держали Стаханов, Алчевск... до Луганска, в основном. Северодонецк сдали. Мы стояли на самой передовой. Стаханов. Первомайск — не знаю, есть ли он сейчас на самом деле. Он уже тогда был призраком, там никто не жил. Мы когда заезжали, были уже руины.

Если спросить, правда ли, что пишут о зверствах на Донбассе, Таня стреляет сводками из обсуждений на Первом канале или «России-1»: Горловка, Мадонна, Одесса. Она говорит: «Это правда».

— Это было везде, где заходила украинская армия. Понимаете, вот эти области, Харьковская, Киевская, туда понаезжали люди с Западной Украины, где работы нет как таковой. Ехали туда жить. У меня отец сам с Ивано-Франковской области. Он меня еще в 2014 году записал во враги народа, от меня отказался, публично при всех это объявил. Он даже Женю не знает, не видел ее никогда. <...> Мы это видели своими глазами всё. Там жуткая картина была. Была обида, честно, на Россию, но ее как бы и не хотелось втягивать в конфликт. Это была гражданская война на тот момент. Просто людей жалко. Меня часто в интернете цепляют: «кто первый начал». Там (на Украине. — Прим. ред.) национализм. У меня ребенок старшая сдавала ЕГЭ, он чуть-чуть не так называется. Мы сдавали русский язык и литературу. На нас ополчились до такой степени, что я не знаю... Она одна единственная была из класса. Не могла после этого поступить долго, но поступила — в пединститут. Я ее выдернула, уезжала и побоялась, что она останется и что-то может случиться.

Семья отправилась в Россию, когда закончилось лечение Тани в госпитале Стаханова. У женщины не было разрешения от тогда еще официального мужа на вывоз инвалида Вовы. За 2 часа до ареста ее предупредили «свои люди» и вывезли в Ростовскую область через Харьков и Белгород. После ранения и рождения Жени Таня еще какое-то время ездила с гуманитаркой из Ростовской области в ЛНР. Карина сидела с братом и сестрой. Позже в Новошахтинске Татьяна жила с детьми в съемной квартире, а Карина вышла замуж.

Гражданство все эти 7 лет Головинова получить не могла. Она утверждает, что после переезда ее также планировали депортировать, как и сослуживца Олега Андрушевича, — с маленькой Женей на руках.

— Мне не давали гражданство, потому что я из Харьковской области. Мне нужно было быть жительницей ЛНР или ДНР, тогда могли бы дать. В Балее я снова подала документы на гражданство, сейчас жду решения. [Пока] мне продлили срок временного убежища. Там еще специфика у самих УФМС — проверяют органы ФСБ, я это всё знаю прекрасно. Проверяют каждого, кто сюда въезжает, если человек связан с ополчением.

В Балее Тане пытаются помочь все — от служб до неравнодушных людей. Впервые она за много лет получает ненавязчивое внимание — в Ростовской области, по ее словам, ей угрожали. Она не знает, кто это точно был — это могли быть и местные, и украинцы, которые на протяжении конфликта могли спокойно заезжать на территорию России.

Отличает рассказы Татьяны от произносимого на федеральных каналах только то, что она не знает, кому адресовать вопрос про последние 8 лет.

— Понимаете, я как бы попала в первую волну добровольцев. Я понимала, что никто влезать и заступаться не будет. Да, у мирного населения были такие вопросы, но кто был в ополчении, таким вопросом даже не задавались и никого не ждали. Вот и всё. Кто хотел, те ушли в ополчение. Из Харьковской области на Донбасс ушло много людей. Меня даже предупреждали, прямо говорили — ты договоришься и тебя посадят. У всех из ополчения приличные статьи висят. Там есть люди, которые поддерживают власть. Я бы не сказала, что их сильно запугали. Может, им по фигу всё, что происходит, — «я живу хорошо, значит, всё нормально». Обычно оно так и есть, моя хата с краю.

Когда семья переехала в Ростовскую область, они продолжали слышать вертолеты и «всю чепуху», долетающую со стороны Луганска. Таня по-прежнему на связи с ополчением — знает о ходе боев, о числе раненых и мертвых. «Двухсотые» — это погибшие, «трехсотые» — раненые.

— Не было б детей, я бы и не приехала сюда, там бы осталась.

Сложности отцовства

Работы у Тани нет и быть не может — нужно постоянно находиться с Вовой. Ему отдельно сделали временное убежище и обещают оформить гражданство после того, как оформят матери. Без статуса гражданина она не может получить никаких выплат. Младшую Женю она планирует переписать на Сергея. Но с этим тоже, по ее словам, есть сложности — нужно делать ДНК-тест (законодательно этой процедуры не требуется, переписать отца можно на основании совместного заявления, по заявлению отца или по решению суда. — Прим. ред.). У дочки гражданства пока тоже нет, хотя она родилась уже на территории России.

Таня рассказывает историю их знакомства с Сергеем так.

— С [настоящим] отцом Жени мы познакомились в госпитале. Потом связь потеряли. У него тоже такая ситуация вышла — пока он был на войне, его бывшая жена начала выпивать. Ему позвонили и сказали, что детей забрала опека. Сорвался, уехал забирать их из детского дома. Забрал обоих детей и сам до сих пор воспитывает. У нас одно-единственное, что он не может лишить бывшую жену родительских прав, хотя он уже шестой год сам [за ними следит]. Он купил этот дом, здесь с детьми они втроем жили. А сейчас делает квартиру (не ту, что предоставили Тане. — Прим. ред.).

Фамилию сослуживца — Сергея — нельзя называть. Нельзя писать, в каком статусе и по какой причине он снова собирается на Украину, оставив Татьяне еще одну первоклашку и второклассника, родная мать которых якобы постоянно уходит в запои и не воспитывает их. Единственная страница в интернете, которая может навести на след Сергея, — это старый аккаунт на Mamba. Целью знакомства были брак и создание семьи. Теперь есть Таня, которая во всей этой истории упорно игнорировала наличие в своей жизни Олега Андрушевича. О нем она рассказала уже после интервью в Балее.

— Я жила с Олегом. Он дома сидел, я моталась на войну, где с Сергеем познакомились. Думала, Женя — Олега, а вышло, что нет. Да он и записать ее на себя не захотел (отчество Жени — Александровна. — Прим. ред.), и деньги у меня украл. Я землю продала на Украине, вернее, моя старшая дочь по доверенности. Деньги переводили на его имя, около 200 тысяч рублей. Он их забрал и с другой выехал в Крым. Он где-то в Крыму [сейчас], точный адрес я не знаю. Хотела заявление на него написать, полиция сказала — это ваши разборки. Я бы хотела наказать вора. А Сергей — хороший любящий отец, дети для него — вся его жизнь. Мы собираемся расписаться. Я ехала сюда построить семью. Хочется дома, уюта. Я выросла в семье, где нас трое.

У Тани два брата — с обоими она не общается. В Балее ей дали квартиру на три месяца, а после получения гражданства обещали поставить в очередь на жилье. Печки в квартире нет, провода обрезаны. Как переезжать туда, Головинова не знает — свет всё же обещали сделать. В доме ей с четырьмя детьми тесно, там нет газа и были нужны дрова, но к моменту публикации текста она их успела выбить.

Пока она решает свои проблемы, но скоро обещает добраться до городских. Их с депутатом Дарьей, которая помогла объявить сбор, многое объединяет, считает Татьяна, — обеим не всё равно на других, и обеих за это не любят.

Женя и Вова

Женя смышленая и самостоятельная. Она малюсенькая для своих шести. Пока маму опрашивают для интервью, она перебирает игрушки, потом берется посчитать свои запасы — накопленную со сдачи мелочь. Ей не нравится в Балее.

— Каждый день названивает Карине, — говорит Таня.

— Потому что скучаю!

— Да я знаю.

— Я к ней уеду от тебя.

— А школа? Жень? И меня бросишь?

— Нет, я тебя возьму с Вовкой и поедем.

Вовка не разговаривает, только мычит. Ему сложно прожить день без телефона и телевизора, поэтому в квартиру без света путь заказан. Он часто прикрывает уши, когда слышит незнакомые звуки — голоса приехавших журналистов. А еще он часто включает рекламу украинской сети «Сельпо», чем постоянно выводит Таню из себя. И тогда она просит Женю выключить звук на его телефоне.

— Как он их находит, не знаю.

Еще Женю просят сидеть с Вовой, когда маме нужно выйти в город по делам, или помочь ему с туалетом — на улицу мальчишку не выведешь, и поэтому Женя водит его к ведру в сенях. Девочка привыкла к самостоятельности с раннего возраста, и когда еще жила в Ростовской области, бегала там в воскресную школу за километр одна.

В этих же сенях, где импровизированный туалет, располагается импровизированная кухня, на которой Таня стряпает детям булочки и пиццу. Когда-то она сама работала в пекарне.

«Трешка», которую ей выдали на время, выглядит симпатичнее, чем дом Сергея. Рядом с казенной пятиэтажкой, правда, стоит балейский недострой — кирпичный короб с черными окнами. Это район Отмахово — когда-то его назвали в честь героя труда. Жилье Головинова получила из резервного фонда.

— Зная, что меня выселят, я не буду делать ремонт. А я, конечно, старалась бы сделать ремонт, потому что жить мне негде. Я осталась одна со всеми детьми, ходила в администрацию за помощью, в квартире так света и нет. А теперь и дом бросить не могу. Тут мебель Сергей новую завез, но у нас проблемы с продуктами. Мне администрация пообещала как малоимущим выделить помощь 2000 рублей, и всё. Дрова привезли.

Таня хвалит местную администрацию и отдел соцзащиты. Но их помощи нужно больше. Как и многим жителям Балея — об этом женщине напоминают в местной администрации.

С тестом ДНК придется повременить, Женя так и останется дочкой Сергея на словах. Сам он готов ее записать на свое имя, но сейчас Сергей находится в учебке и не планирует пока возвращаться домой к детям. Вовке с лекарствами помогли в ВОРДИ — организации, которая содействует родителям детей-инвалидов. Но всей этой помощи тоже не хватит надолго.

— Сейчас он пьет и мое [лекарство]. Я когда сюда переехала, у меня на нервной почве начали происходить приступы, похожие на эпилепсию. У меня диагноз — опухоль головного мозга... Она меня не трогает, я ее не трогаю, — буднично говорит Таня. — А сейчас мы приехали, [Вове] прописали лекарство, которое ему не подходит. И вот нам дали баночку «Депакина»...

Таня кажется наивной. Она всерьез говорит про детей сослуживца: «Я вообще хотела опеку оформить, чтобы они со мной остались».

И помощь собирает в том числе на них. Из нужного сейчас — мальчишеская обувь.

— [Сергей] не знает, что потом будет. [Нам старшая] дочь помогает. Местные помогают, в магазине вещи дали новые. Сейчас проблема в продуктах, ну и коммунальных платежах. Я же еще ничего не получаю. Да, осталась одна с четырьмя детьми. Я сильная, никогда не теряюсь. Просто немного обидно, что так долго с документами. А так мы привыкли уже. Дети мне не в нагрузку. Я сама выбрала эту дорогу. Они мне как родные, жалко очень. Они не заслужили жить без мамы. Я надеюсь, что Сергей только побудет в учебке. Он и так оставил их на свой страх и риск. Я тоже боюсь, чтобы опека к нам не прицепилась. Он собрал документы на лишение родительских прав их мамы, но его вызвали в Читу, не успел в суд подать. Она пьет — куда ее пускать к детям. Она им пьяная звонит ночами, все записи Сергей собирает, но за всё время опека так и не лишила ее родительских прав.

Пока она продолжает жить в доме Сергея и ждет его. Таня активно пользуется соцсетями, но подзабросила агитационные паблики. Потребности в этой работе уже нет. В интернете она постоянно включается в обсуждения событий в ЛНР и ДНР и постит к себе на страницы видео про специальную военную операцию. Она знает, почему отец Жени хочет вернуться в бой и называет эту причину «на ушко». А еще часто повторяет во время разговора, что тем, кто не был на войне, их с Сережей не понять.

И я правда многого в истории Тани не понимаю. Кроме того, что Жене не особо нравится Балей.

Татьяне Головиновой всё еще нужна помощь — если у вас есть обувь для мальчиков 7–8 и 19 лет, а также если вы готовы помочь семье продуктами, деньгами или просто хотите поддержать, напишите героине материала по номеру +7 939 790-79-93.