Притяжение гор. Памяти забайкальца Александра Кузнецова, умершего на Эльбрусе

Никогда не думал, что мне придется писать об Александре Борисовиче Кузнецове в прошедшем времени. Казалось, что ироничный, мудрый и неунывающий Саша будет существовать всегда. Пусть где-то в далеком Забайкалье, пускай лишь в телефонной трубке. Для меня Александр являлся неотъемлемой частью этого самого Забайкалья. А его красивый низкий баритон, рассказывающий безумно смешной анекдот, причем не всегда можно было сразу понять, что это именно анекдот, а не реальная история, настолько серьезным тоном он его декламировал, так вот, этот голос как-то незаметно стал неотъемлемой частью моей жизни.

После «Миссии» (12+) мы созванивались довольно редко, в основном по праздникам. Но всегда с искренней радостью делились новостями. Я — киношными, Саша же рассказывал об удачных вылазках на рыбалку и планах следующего горного похода…

Честно говоря, теперь я чувствую свою вину в том, что очередная Сашина гора в итоге забрала его в свою поднебесную даль. Впрочем, не какая-то, а знаменитый Эльбрус, о котором Александр давно и одержимо мечтал.

Но начало этой вдруг открывшейся страсти к горным восхождениям было положено в 2016 году, во время наших съемок на Кодаре. Что-то там произошло с Сашей, что-то по-настоящему серьезное. И даже не фантастическое спасение детьми, поистине с каким-то библейским подтекстом, ведь тащил в гору он именно православный крест, было главным триггером, запустившим эту поглотившую Кузнецова «горную болезнь». Нет, не в кресте и не в спасении было дело. Я могу только догадываться, что на Кодаре Саше открылось что-то очень важное, не облекаемое в слова и фразы, то, что не заметил и не уловил больше никто из всей нашей многочисленной киногруппы.

Александр Кузнецов появился на съемочной площадке в Чарской долине вместе с главным героем фильма — протоиереем Александром Тылькевичем. Тогда на знаменитом ЗИЛе из Шилки, преодолевая тысячи километров российского бездорожья, помноженного на весеннюю распутицу, в Чару прибыла большая компания. Кроме Тылькевича, все были для меня людьми новыми. Знакомство происходило постепенно и прямо «на поле боя», то есть во время съемок.

Сашу Кузнецова мне представили как человека, отвечающего за безопасность группы во время нашего последнего этапа съемок — похода в Мраморное ущелье к печально известным баракам Борлага. Собственно, его и замечательного оператора и профессионального спасателя Виталия Литвинцева я так до конца съемок и воспринимал. Ребята были спортивные, выносливые, и от них исходили уверенность и так необходимый всем нам оптимизм.

Уже позже я узнал, что Кузнецов не является спасателем, а занимается издательским делом и выпускает известный в крае еженедельник «Первомайские новости» (12+), а в нашей компании оказался из-за личного знакомства с Тылькевичем, с которым его связывают давние отношения. Но так уж получилось, что впоследствии Саша никогда не говорил со мной на журналистские темы. Скорее всего, в этом была моя вина.

Но тогда, в уже далеком 2016 году, мы с Сережей Козловым и моими московскими помощниками, Виктором Федченковым и Володей Шустиковым, были настолько погружены в процесс создания фильма, что все наши разговоры касались исключительно съемок и предстоящей самой сложной, горной, их части.

Конечно, когда уходит хорошо знакомый тебе человек, уходит внезапно, трагически, всегда начинаешь отматывать кинопленку времени обратно, акцентируя внимание на деталях и событиях, интуитивно ища в них ответ на главный волнующий тебя вопрос: «Почему именно он?..»

Так произошло и с Сашей. Сейчас кажется, что нам не хватило времени серьезно поговорить, посидеть у костра за кружкой походного чая. Мы куда-то торопились, не замечая главного, тратили драгоценные минуты на дела, ценность которых со временем стремительно упала, а вот то, что теперь видится важным, было безвозвратно упущено. Это, к сожалению, свойственно людям: смещать акценты, менять приоритеты и главные цели. И история с Сашей Кузнецовым тут не исключение.

Только в прошлом уже ничего не изменишь, и, как бы ни было горько это осознавать, жизнь неумолимо движется вперед, финал этого движения для каждого из нас предопределен и неизбежен. У этого финала разные даты, пространства и предшествующие события, но это не меняет его сути. И если попытаться успокоить себя подобными рассуждениями, то конец жизненного пути Александра Борисовича Кузнецова видится счастливым и удивительно гармоничным. Погибнуть на подступах к вершине — такая участь уготована далеко не каждому из нас. И в этом плане Саше можно даже позавидовать.

Но если отбросить спасительную философию детерминизма, тебя накрывает такая тяжелая волна грусти, что хочется выть, реветь, как ребенок, и искать ответ на вопрос «почему?» высоко над головой, примерно в том месте, куда ушел в свой последний поход Саша Кузнецов…

Сейчас, через семь лет после экспедиции в Мраморное ущелье, урывками вспоминаются какие-то небольшие, но очень яркие картинки, связанные с Сашей. И главная из них, конечно же, та, на которой Александр на своих плечах тащит огромную катушку со стальным тросом.

Не знаю, был ли в нашей команде кто-то еще, способный на этот героический поступок? Вряд ли. Стальной трос был необходим для сооружения переправы через ущелье бурной и коварной реки Средний Сакукан. На переправе настаивал мой друг, художник-фотограф Сережа Козлов. По его глубокому убеждению, сцена переправы была необходима фильму. Да и для достижения Мраморного ущелья всей нашей съемочной командой иного варианта в то время не существовало.

И вот каким-то образом этот пятидесятикилограммовый моток стального троса оказался у Саши Кузнецова. Я думаю, что он сам выбрал его в качестве поклажи, прекрасно понимая, что никто другой его попросту не донесет.

Это ни для кого не секрет, что во время экспедиций, когда психологическая и физическая нагрузки превышают допустимый для привычной жизни предел, происходит очень четкое и понятное всем разделение людей на тех, с кем можно идти в горы и с кем больше никогда не стоит даже пытаться это сделать. И Саша Кузнецов с первых же километров похода в Мраморное зарекомендовал себя как верный и преданный друг, как настоящий мужчина, который всегда подставит плечо и на которого можно рассчитывать в любой момент. Он из тех людей, которые не подведут.

Если видишь рядом с собой Сашу, сердце перестает усиленно биться, приходят спокойствие и вера в удачу, потому что даже одним своим внешним обликом этот угрюмый с виду человек вселяет уверенность. А если прибавить к этому фантастическую выносливость и легкую, одному ему присущую иронию по отношению к себе и окружающим, то тогда станет вполне понятным то, что присутствие Саши в нашей большой и довольно разношерстной группе было огромной удачей и попросту счастливым случаем.

И при этом Саша обладал какой-то невероятной скромностью и интеллигентностью. Я не помню ни одного конфликта, связанного с Сашей. Наоборот, если между какими-то членами нашей компании начинала проскакивать искорка электрического разряда, появляющийся буквально из ниоткуда Александр спокойно и всё с той же легкой иронией ее гасил. И как только зарождающаяся проблема утрачивала негативную энергию, он так же незаметно исчезал.

Теперь я думаю, что такое поведение Саши — результат непростой и насыщенной разными событиями жизни. Это его накопленная годами мудрость, помогающая преодолевать любые трудности не только самому, но и тем, кто по стечению обстоятельств оказывался рядом.

Саша всегда был немногословен. Иногда мне казалось, что он внимательно изучает каждого из нас, будто собирается писать большой приключенческий роман о Мраморном ущелье или о дружбе в горных походах, да и мало ли о чём еще — совместные путешествия без всякого преувеличения являются лабораторией человеческих душ, и автор чуткий и наблюдательный без труда почерпнет в них огромный материал для своих исследований.

Но было в Саше и другое. Я видел, как загорелись его глаза, когда перед нами предстала удивительная картина Кодарского хребта с вершины, на которой мы задумали водрузить поклонный крест в память о жертвах Борлага. Конечно, панорама островерхих горных пиков, покрытых снежниками, действовала на всех без исключения участников восхождения. Это чувствовалось по сдержанным репликам и молчаливым взглядам суровых мужиков и совсем юных мальчишек, детей Тылькевича, оказавшихся с нами в этом забытом Богом диком крае. Но всё же Саша Кузнецов как-то по-особенному воспринимал пространство.

По пути на вершину произошел и тот самый случай, о котором впоследствии Саша поведал в документальном фильме «По следам "Миссии"» (12+).

На последнем перед вершиной участке он нес в рюкзаке разобранный поклонный крест. И неожиданно огромный камень над головой, за который интуитивно схватился руками Саша, сорвался с места, и ему пришлось держать его часа полтора, пока к нему не спустились Ваня и Тёма. Дети сумели на какое-то время перехватить злополучный камень и выдернуть из-под него Александра.

Когда я узнал об этой жуткой истории, то даже не сразу поверил в ее реальность. И только вид невозмутимого Саши подтверждал, что на подъеме и впрямь произошло чудо. Кузнецов рассказывал о приключении, чуть не стоившем ему жизни, с улыбкой и иронией, как о вполне обыденном событии. И, если быть честным, уже тогда у меня появился страх за Александра. Такие вещи не происходят просто так. Горы предупредили Сашу, показали, что шутить с ними не стоит. Но он понял это по-своему — как знак свыше, как подтверждение того, что он на правильном пути…

Конечно, сейчас мои рассуждения кому-то могут показаться надуманными, но тогда — я совершенно точно помню свои ощущения — я за Сашу испугался. У него с горами начались свои личные отношения, о которых он не хотел и не мог говорить вслух. Боюсь, что именно там, на Кодаре, и нужно искать причины трагедии, произошедшей спустя семь лет на Эльбрусе…

После «Миссии» мы с Кузнецовым общались только по телефону. У меня была мечта об очередном совместном фильме, и Саша сразу и без всяких рассуждений согласился в нём участвовать «в любом качестве».

Но, увы, съемки зависят не только от режиссера. Кино — это производство, люди, финансирование, техника и много-много других весьма далеких от творчества вещей. И второго фильма у нас так и не случилось.

Я был в курсе Сашиных путешествий. Впечатлениями о них делился и сам Александр, и наш общий друг Игорь Золотарёв, ставший для Кузнецова напарником и товарищем в совместных походах.

Сейчас я думаю, что Александр Кузнецов прожил яркую и достойную жизнь. И я благодарен судьбе за то, что она свела нас вместе во время той непростой экспедиции на Кодар. Саша признавался мне, что его жизнь после Кодара сильно изменилась. И я был очень рад, что результатом наших съемок является не только фильм, но и поворот в судьбах многих его участников. Вот только невыносимо больно оттого, что двоих из десяти человек, возводивших поклонный крест над Мраморным ущельем, уже нет с нами.

Первым ушел мой друг, автор идеи «Миссии», талантливейший художник-фотограф Сережа Козлов. Ушел, сраженный безжалостной пулей ковида, позапрошлым летом. И вот теперь не стало Саши Кузнецова.

Это не пустые громкие слова, но мы потеряли самых лучших. Тех, кто шел впереди, прокладывая путь, кто всегда подставлял свое плечо, кто взваливал на спину самый тяжелый рюкзак, кто съедал самую маленькую порцию походной каши, чтобы остальным досталось больше…

Конечно, они навсегда в нашей памяти, навсегда в нашем сердце, но это не облегчает той боли, которая гложет и не дает покоя. И вряд ли мы сможем ответить на мучающий нас вопрос: «Почему они?..»

Сашу Кузнецова забрали горы, которые он так полюбил и которые так манили его своими островерхими пиками на фоне синего безоблачного неба. Наверное, теперь их отношения сложились. Вот только нам, пока еще здесь живущим, очень не хватает Сашиного оптимизма, юмора, мудрости и умения видеть красоту окружающего мира. А других близких друзей, обладающих этими редкими и потому бесценными в сегодняшней жизни качествами, у нас нет и, к сожалению, не предвидится…