«Вытаптывать всё правительство не хочу». Интервью с генералом Гурулевым про Забайкалье и немного про СВО

— Андрей Викторович, начнем традиционно со специальной военной операции. Такое впечатление последние несколько месяцев, что всё затихло на фронте. И если боевые действия идут, то они достаточно локальные.

— Так и есть на самом деле, потому что тех сил и средств, которые есть, хватает именно на локальные действия.

— А с той стороны?

— То же самое. Если бы у них силы и средства были, наверное, они пытались этот Бахмут, по-нашему Артемовск, удержать до конца. А так как сегодня ситуация для них реально критична, что греха таить, я больше чем уверен, что этот Бахмут так или иначе дожмут. Нам там досталось, это правда, особенно подразделениям вагнеровцев, но сколько украинцы понесли потерь, только Богу известно. И, наверное, в этом вопросе мы как раз и не дали им создать ту знаменитую контрнаступательную группировку: у них должно было быть три корпуса по 25 тысяч, но начались вполне понятные проблемы с техникой.

Нам тоже надо примерно три общевойсковых объединения создать, которые будут именно ударными, причем не с нуля, а теми, кто сегодня уже худо-бедно обкатался после мобилизации, и прикрыть тот передний край, который есть, а основных мужиков, которые в состоянии воевать, причем там можно пофамильно говорить, кто может воевать, уже предельно понятно на уровне от полка и выше, именно создать и на ближайших полигонах это всё дело обкатать в том числе и командно-штабными, и реальными играми на местности, как всё это будет происходить.

Какие угрозы есть основные? Конечно, сейчас это наращивание группировок беспилотных летательных аппаратов с обеих сторон, украинцы тоже к этому стремятся. И по моим данным, а у меня есть уши, в том числе и ребята, которые имеют свои офисы в Пекине, украинцы через третьи-пятые страны тоже закупили у частных компаний приличное количество китайских беспилотных летательных аппаратов и пытаются переделать их в том числе в разведывательные боевые ударные камикадзе и тому подобное. И к этому надо готовиться. Но во всяком случае те меры, которые сегодня принимаются нами по прикрытию основных стратегических объектов силами радиоэлектронной борьбы, меня, честно говоря, радуют.

— Я даже читал про то, что противоборствующая страна сама утверждала, что часть этих беспилотных летательных аппаратов теряет управление.

— Но заметьте, всё, что они пускали на Москву, то, что возле Коломны упало, в районе Тульской области, поражено средствами радиоэлектронной борьбы. Они потеряли ориентировку и, по сути дела, разбились, к сожалению, в Туле они упали на жилые дома, это есть такая тема, но тем не менее до цели точно ни одна не долетела.

Это можно элементарно вычислить. Если вы по навигатору будете ехать, к примеру, отсюда по трассе М-7 или М-5 и будете подходить к Москве, в радиусе 50 километров у вас навигатор начнет сильно сбоить. Даже на самолете если лететь, посмотрите: у вас перед Москвой будут моменты провалов, если «Навител» поставите, и вы поймете, что кольцо вокруг Москвы прикрыто, сама Москва прикрыта, в Воронеже такая тема и в Брянске, и везде, это уже хорошо, это всё развивается, идет.

Но здесь же на месте стоять нельзя. На каждое действие есть противодействие. И на переднем крае тоже есть проблемы. Но во всяком случае это точно не те проблемы, которые были год назад. Когда мне говорят, что должно быть всё идеально, но не бывает никогда идеально. Поэтому здесь дело такое: нормально, потихонечку идет. Ведь сейчас, когда промышленность выходит на более-менее приличные какие-то рубежи, мы уже понимаем, не просто так же и Дмитрий Анатольевич Медведев, и министр обороны Сергей Кужугетович Шойгу сегодня вместо переднего края, вы заметили, работают на оборонных предприятиях. Вопрос-то там не проконтролировать, вопрос выявить те проблемы, которые есть на месте, моментально их расшить для того, чтобы то оружие, которое сегодня необходимо, и другие материальные средства были поставлены в войска. Этот момент краеугольный.

Поэтому, когда промышленность нормально уже заработает, но она мало что заработает, нужен же еще какой-то период, чтобы выпустить то количество продукции, которое необходимо, а еще и с логистикой — его надо доставить, его надо поставить в войска, может, кого-то где-то надо на что-то новое обучить. Эти моменты серьезные.

— Если мы говорим о ресурсах, то мне интересно ваше мнение по поводу обсуждающейся, в том числе на уровне Госдумы, по-моему, инициативы о возможности военных переходить из подразделения Вооруженных сил в ЧВК «Вагнер».

— Но здесь пока это, наверное, нереально. Я не знаю, это инициатива одного депутата, по-моему.

— Да, одного.

— На данном этапе, по-моему, это вопрос, который не стоит на повестке.

— Откуда вообще эта история взялась?

— Это популистская история больше.

— То есть она именно популистская, а ни в коей мере не вызвана реальностью, в которой люди хотят откуда-то куда-то переходить?

— Ну люди-то, может быть, и хотят. Люди вообще всегда хотят найти что-то лучше. Сегодня, когда идет СВО, все эти переходы точно не во благо всего.

— Не во благо дисциплины, наверное.

— Дисциплины — раз. Во-вторых, ну хорошо, я командир танка, захотел перейти и ушел, и танк не боеготов: одного члена экипажа убери — всё, танка нет.

— Отслеживаете как-то ситуацию с мобилизованными из Забайкальского края? Нет ли проблем, в том числе с выплатой тех денег, которые обещаны президентом?

— По деньгам вроде все жалобы закончились, честно говоря.

— А по моей информации — нет (добровольцы из Забайкалья, которые отправились на СВО, столкнулись с трудностями при получении выплат от краевых властей; чтобы решить проблему, они 31 марта договорились о встрече с вице-премьером Андреем Кефером, в противном случае они готовы были провести митинг. — Прим. ред.).

— Если нет, давайте мы проверим.

— А вы готовы к этим историям подключаться?

— А я и так подключен.

— Приходится подключаться?

— А как же, если обращение официальное приходит, я обязан реагировать.

— А если не приходят, а сами видите, идете туда?

— Я вообще сам всё вижу. Если бы я сам не видел, я бы, наверное, никуда не лез. Давайте так: мы эту тему закончим, если есть какие-то моменты, официальные обращения прямо сегодня на меня, и мы уже завтра отправим запрос на замминистра обороны Николая Александровича Панкова по этому вопросу, он в принципе все эти моменты расшивает.

— Давайте вернемся к судьбам родного региона.

— К нашим баранам?

— К нашим баранам читинским. Я смотрю, вы вчера (30 марта Гурулев принял участие в совещании под руководством депутата Госдумы, председателя Комитета по развитию Дальнего Востока и Арктики Николая Харитонова по теме развития сельского хозяйства. — Прим. ред.), если уж мы заговорили о баранах, добрались до сельского хозяйства.

— Я их слушал внимательно.

— Вы говорили про паи и другие меры поддержки. Вы с чего вдруг стали экспертом в сельском хозяйстве?

— А я когда в 2019 году пожары тушил, мне всё это стало наглядно.

— Вам не кажется, что это немножечко популизм?

— Нет, здесь дело не в популизме. Говорят: «Давайте мы заведем сюда крупную компанию, и она будет работать». Куда вы заведете, если у вас вся земля поехала?

— Крупную компанию, которая будет заниматься растениеводством или животноводством?

— Да. Вы пока не сформируете предложения хотя бы по 30–40–50 тысяч гектаров, на меньшее никто не пойдет, к вам никто сюда не полезет. А у нас вся земля в лоскутах. Причем давайте правду говорить. На той же земле, которая сегодня в лоскутах и находится в собственности, когда-то бегало 5 миллионов овец, сегодня бегает 500, и то меньше, наверное.

— Один миллион.

— Нет одного миллиона. У нас же статистика — такое дело, да?

— Просто это знаменитое число — один миллион овец в советские времена.

— Не один. Почему? Пять.

— Может быть, у нас с вами данные разнятся, но вам виднее, Андрей Викторович.

— Нет, у нас нормальная отара — это 100–150 овец, правильно? Ну посчитайте. Те же колхозы-миллионеры овцеводческие вспомнить, «Даурию», к примеру. А сегодня этого нет. Я сейчас объясню до конца все-таки эту тему, чтобы не было никаких кривотолков. Да, у нас увеличилось поголовье коней. Да, у нас, наверное, осталось на том же уровне количество крупного рогатого скота. У нас появились даже верблюды. Дело-то не в этом. Дело в том, что сегодня два основных момента, которые тормозят. Первое — цена на топливо. Говорят, что нужны субсидии, но надо просто покупать по оптовым ценам, как «Норникель», который забирает в Ангарске топливо по оптовой цене.

— Можно я вас немного прерву? Просто про топливо говорят десятилетиями, и никто ничего не делает.

— На комитете, куда меня пригласили, я слушал-слушал, что «мы вложим деньги, построим молочно-товарную ферму, будем доить». Но мы же рабочих не найдем. Давайте уж на вещи смотреть реально. Сколько надо предложить доярке, чтобы она работала сегодня? «Мы там автоматизируем». Вы меня радуете, конечно. Но я знаю реалии нашего Забайкалья, у нас в любое село заедь — коров не доят.

Вообще, ребят (депутатов Госдумы из Комитета по развитию Дальнего Востока и Арктики. — Прим. ред.) радостно свозили в Агинское и всё красиво показали. А их надо было в Акшу завезти, в Борзю или в Ононский район, и всё было бы понятно, хотя и там есть чем похвастаться тоже. И когда мы говорим, что я куда-то не туда полез, с этого же началось, да? У меня нет таких тем, куда бы я не полез в Забайкалье. Я же депутат от края не по отдельным вопросам, а по всем.

— Вы удивительный депутат в том смысле, что остальных не видно, не слышно. Скажите, а вот это обращение к теме сельского хозяйства означает, что вы негативно оцениваете качество управления этой отраслью на уровне краевого правительства?

— Да вы знаете, здесь, наверное, хвастаться сильно нечем. Хотя, в принципе, какие-то успехи, наверное, есть, хотя бы то, что она более-менее сейчас стабильна, в условиях проведения специальной военной операции это особенно важно.

Но ведь есть и объективные вещи. Например, в нашей Корпорации развития Дальнего Востока говорят: «Мы поставим базу, будем брать телят и откармливать их у себя». Но какой в этом смысл и кто отдаст своих телят, если у нас круглый год эта скотина пасется в поле? Они настаивают, что Россельхознадзор будет проверять, чтобы мясо не везли по серой схеме. Но у нас сегодня мясо всё уходит только по серым схемам, и оно стоит, например, в Ононском районе 350 рублей за килограмм говядины. Я говорю: «Вы такую цену дадите? Нет, вы сейчас скажете 100–180, максимум 200 — и всё, к вам никто не пойдет». Вы, говорю, хотя бы по земле-то походили, с людьми поговорили. Начинают, как обычно, уходить в сторону.

Я им говорю: «Давайте конкретно разговаривать, как вы это хотите сделать. Если вы хотите поставить здесь заградбарьеры, край взорвется. Потому что, во-первых, вы весь объем не вывезете. Во-вторых, никто не будет себе работать в убыток. А вы сделайте так, чтобы это мясо было выгодно, но пока в вашем плане этого не слышал. Поэтому здесь как-то надо сильнее думать. Любые фразы или прожекты должны быть предельно понятны. Я согласен, если вы поставите молочную ферму и доярками завезете среднеазиатов, как на стройках, тогда, может быть, что-то и получится. Но это раз. А второй — земли-то хватит, она же в частной собственности. Вам, чтобы где-то кого-то пасти, надо какую-то землю, а вам ее продадут?»

— У вас очень негативные оценки, связанные с катастрофической, наверное, ситуацией в сфере ЖКХ в Забайкальском крае. Я так полагаю, что экономическая основа этой катастрофы — это все-таки тарифная политика регионального правительства.

— Финансово-экономическая политика, тариф в том числе туда входит. И когда я разговариваю с Андреем Иосифовичем Кефером, я ему говорю: «Друг мой, тебе нравится не нравится, вот лично ты довел до ручки. Все на Морозову пальцем показывают. Ну, она там тоже при делах, мягко скажем. Но вы радостно из нее сделали крайнего, вытерли ноги, я извиняюсь за выражение, теперь сидите, думаете, что у вас это дело прокатит».

Мы сегодня понимаем, что концессионеры, включая ЗабТЭК, сегодня в предбанкротном состоянии. Если просто сидеть курить бамбук и ничего не делать, они где-то к июлю-августу будут банкротами, потому что, если даже мы дадим им деньги на ОЗП, их налоговая заберет. Это вообще путь в никуда. Однако сейчас все сидят и думают, что само по себе рассосется.

— Наверное, они так не думают.

— Они сегодня думают, кого очередным крайним назначить, правильно? Скорее всего, примерно так это выглядит. Все смотрят на зампреда Сергейкина (Алексей Сергейкин курирует сферу ЖКХ в Забайкалье. — Прим. ред.), но он ничего не может сделать по той простой причине, что пока нет финансово-экономического обоснования этой модели, он просто исполнитель, технарь.

— Когда вы говорите про финансово-экономическое обоснование этой модели, это означает повышение тарифов или компенсацию выпадающих доходов?

— Стоп, выпадающие доходы входят в тариф. Вот здесь ошибка. Я когда говорю про тариф, все говорят: «Вот мы опять будем платить». Блин, тариф состоит из двух частей.

— Ну понятно: выпадающие и то, что платит население.

— То, что платит потребитель, фиксированное, и оно не может быть больше, эти все ограничения установлены правительством.

— Да, повышение не может быть больше предельного уровня инфляции. Ну вам скажут: «На выпадающие доходы денег нет, Андрей Викторович».

— Конечно. Ну хорошо, тогда на тепло денег нет. Но я сегодня задаю вопрос: у нас сколько в 2019 году бюджет был? 84 миллиарда. Мы платили, по-моему, 2,6 выпадающих. Сегодня у нас 101, мы почему не платим?

— Не знаю.

— И я не знаю. Есть три варианта.

• Первый: мы просто курим бамбук и замерзаем.

• Второй вариант: через суды отменяем приказ РСТ по тарифам, принимаем новые, но ляжет нагрузка на бюджет порядка 2 с лишним миллиардов, тех реальных денег, которые, в принципе, и есть себестоимость того тепла, которое людям дают.

• Третьего варианта нет.

— Хорошие три варианта, в которых третьего варианта нет.

— Ну, третий вариант — он такой, всё равно придет к тому или к тому.

— Но этот первый апокалиптический прогноз, типа «давайте замерзнем», был и перед этим ОЗП.

— А мы не замерзли в этом году?

— Ну, мы не очень замерзли, будем идти через мелкие аварии к следующей весне.

— Вот это хорошая тема. А вы в Борзе спросите, они очень замерзли или не очень, когда дома по 8 градусов было.

— А вы думаете, спрашивают их?

— Я спрашивал ездил.

— С вами-то понятно. А люди-то из правительства разговаривают с людьми в Борзе, по вашим ощущениям?

— Ну хорошо, когда сети встанут, люди-то на дыбы не встанут? Мы этого хотим, что ли?

— Я не знаю, чего они хотят.

— Давайте так. Я думаю, что мы всё равно эту тему продавим и как-то эту ситуацию разошьем.

— А вам не кажется, что здесь, кроме обозначенных вами проблем, начиная от не очень правильной, наверное, тарифной политики, заканчивая недостатком денег, и с кадровой политикой что-то не очень хорошо вот в этом сегменте. Там, во-первых, постоянная смена вице-премьеров и министров. Насколько вы оцениваете компетентность нынешнего министра, который курирует эту очень сложную тему?

— Вы знаете, все-таки в ЖКХ должны быть люди уровня Алексея Лизунова (бывший генеральный директор ТГК-14. — Прим. ред.). Примерно так хотя бы.

Если вы думаете, что я по этому вопросу кому-то что-то не говорю, вы глубоко ошибаетесь. У меня особо не задержится не потому что надо кого-то дискредитировать, а потому что когда-то с этим надо завязывать. Все-таки каждый баран должен носить свой курдюк. Мы уже говорили про эту ситуацию. Если первый зам, то это должен быть технарь, это должен быть директор разреза, ТГК-14, директор предприятия, завода.

Я приехал в Магадан, там первый зам — замдиректора Уралвагонзавода (основанная в 1936 году российская корпорация, занимающаяся разработкой и производством военной техники, дорожно-строительных машин, железнодорожных вагонов; в корпорацию входят научно-исследовательские институты, конструкторские бюро и производственные предприятия. — Прим. ред.). С ним разговариваешь, человек вообще понимает во всех отраслях, человек разносторонний. Что такое директор завода? Это и сельское хозяйство, и всё остальное, и пятое, и десятое.

— Еще знаете, что такое директор завода? Это человек, который берет на себя огромную ответственность и принимает решения, привык это делать. Это же наработанный навык вообще-то. Я вам как руководитель руководителю, наверное, могу сказать, что когда ты умеешь принимать решения, брать на себя ответственность — это одно, а когда ты этого не делаешь — это совсем другое и результат другой, и люди в Борзе замерзают.

— Я про это уже язык сломал говорить. Но есть как есть на данном этапе. Вытаптывать всё правительство не хочу, я же сам там и работал, в принципе, все эти подводные течения знаю. Я сейчас говорю: «Кто отвечает за ЧС?» Вроде Сергейкин, так ему с этим ЖКХ разобраться бы, ну какой ЧС.

— Мне кажется, за ЧС сейчас никто не отвечает.

— Сейчас стоит визг, почему не подготовились к пожарам. Потому что кто-то должен брать дубину и гонять по районам, честно говорят, тогда всё подготовится. Кто-то должен вникать и в пожарные части, и во все добровольные пожарные дружины, знать каждого главу не только района, а поселения. С ними разговаривать, не просто там с дубиной гонять, а людей спросить: «Ребята, вам чего надо-то?» — и это обеспечить. Когда вот эта система работает и на месте принимают решения, тогда и к пожарам будет готовы. Вообще, не может не быть пожаров: у нас как поджигали, так, к сожалению, поджигают. Надо просто брать и заниматься. И не нужен здесь целый вице-премьер. Здесь нужен просто мужик ответственный, который отвечает конкретно за это дело и этим делом занимается. Почему-то все должны быть вице-премьерами.

— Вы в контексте уже сказали про глав, с которыми нужно быть знакомыми, работать, разговаривать, помогать и так далее, где-то гонять. У меня уже много месяцев, а может быть, даже лет складывается такое ощущение, что с главами мало того что никто не работает, их просто кинули на передний край. И вот когда с ними что-нибудь происходит плохое, люди все от них просто отходят.

У меня это ощущение возникло из новостей про суд над главой Нерчинска Слесаренко (Михаила Слесаренко судят за служебный подлог и халатность при приемке площади и стадиона в Нерчинске. — Прим. ред.). Что-то они там накосячили, и в суде люди озвучивают такие истории, что краевые министерства давят на глав, которые вынуждены принимать сырые решения, а потом, когда приходит прокуратура к этим главам, эти главы остаются наедине со следователем, прокурором и так далее.

И это, наверное, не только в Нерчинске происходит. По-моему, то же самое и в Читинском районе (главу Читинского района Виктора Машукова обвиняют в халатности из-за нападения собак на местных жителей. — Прим. ред.). Вам не кажется, что с главами тотально недорабатывают сейчас на краевом уровне и что они одни остались наедине со своими проблемами?

— Дело не в министерствах, которые там чего-то давят. Вспомним Трофимова (руководитель администрации губернатора при Равиле Гениатулине и Наталье Ждановой. — Прим. ред.). Кто должен глав объединять?

— Администрация губернатора Забайкальского края.

— Молодец, приехали, а у нас там народу развели, как у собаки блох, сейчас спроси каждого, за что он отвечает, он мало ответит. Причем это произошло предельно понятно в какой период, при каких главах администраций, что один ходил, всего боялся, и второй отсюда радостно уехал с не очень хорошей репутацией. Я уж так не хочу сильно по ним катком ехать. Но ведь эта работа сегодня, понятно, именно руководителя администрации. Это те люди, тот человек, к которому должны главы идти и который их должен слышать, который должен их боль или мнение доносить до губернатора. Но есть у командира или руководителя несколько качеств краеугольных: он должен быть жесткий, где-то, может быть, резкий, где-то жестокий, но он должен быть доступный — ключевое слово, запомните.

— И отцом для своих солдат.

— Молодец. И тогда всё будет нормально.

— Но сейчас-то ненормально. Что делать-то?

— Ну что делать? Есть как есть пока. Я могу откровенно сказать, мне очень импонирует Наталья Щербина.

— Которая возглавила новое министерство по развитию гражданского общества, куда передано в том числе профильное управление по взаимодействию с органами местной власти?

— Она сейчас, понятно, человек немножко со стороны, но во всяком случае она при памяти очень сильно, это раз. А второе, ее умение — общаться с людьми, слышать, анализировать и моментально выдавать какие-то выводы, анализ делать и принимать решения. Поэтому у меня есть надежда, я откровенно могу сказать, я сильно поддержу в этом вопросе, как могу.

— Вы думаете, что надежда есть на то, что работа с главами изменится?

— Есть. Причем это и у глав есть. Я все-таки с главами общаюсь, с кем-то больше, с кем-то меньше.

— И как у них настроение?

— По-разному. Я приехал в Акшу, мы собираем людей, в Могойтуе собрали, в Усть-Иле собрали. Там говорят: «Вот у нас мужики на СВО, а с нами даже никто не поговорил». Даже дело не в тех дровах, которые не завезли. Причем там чисто управленческое решение, и деньги на это есть.

Я главу района спрашиваю, сколько у него поселений. Двенадцать. Говорю: «Ну смотри, я за день успел еще в Ононский район заехать, проехал Могойтуй, Усть-Илю и встретился в Акше». Причем я же там не с какими-то дядями встречаюсь, я на сходах, потому что мне надо понимать реальную ситуацию. Я понимаю, что сейчас будет шум, гам. Так что в 12 поселений можно съездить, такие же сходы собрать. Ну да, какие-то вопросы будут неудобные задавать, орать будут, может быть, и материться, и такое было у нас, особенно на пожаре. Но это нормальное явление. Это надо тоже уметь принять.

Но ты-то должен не просто людей послушать, хотя, в принципе, они о чём говорят? Что им просто нет внимания, просто бросили. Ну проедь, посмотри. Его только избрали, может быть, выводы сделает — и к чему-то это дело пойдет.

— Но вот вчера обсуждалась эта тема со Сретенским районом, где у них проблема с дорогами от Сретенска до Усть-Карска (десять сёл и поселок Усть-Карск отрезало от мира из-за подтопления дороги, движение по дороге регионального значения Сретенск — Усть-Карск было невозможно. — Прим. ред.).

— Да Леха (Алексей Закурдаев, глава Сретенского района. — Прим. ред.) мне звонил, я моментально вытащил Мусифуллина (зампред правительства Забайкалья, курирующий строительство и дороги. — Прим. ред.), сейчас туда технику отправили.

— Просто почему вы-то звоните?

— Они привыкли, что я решения принимаю.

— Я понимаю. Но почему нет схемы, в которой этому Мусифуллину не может позвонить сам глава района, обозначить эту проблему, решить ее без подключения депутата Госдумы Гурулева? Что там не так-то глобально в этой истории?

— Сегодня [31 марта] Мусифуллин был у меня в кабинете почти полтора часа. Я ему в принципе всю эту тему разъяснил. Я думаю, он принял к сведению. Посмотрим, как пойдет дальше.

— Я правильно понимаю, что идеальная схема — когда эти главы районов, люди, которые являются ключевыми управленцами на земле, должны иметь возможность звонить всем профильным вице-премьерам и министрам с запросами по решению своих проблем?

— Слушайте, я вам по-простому объясню. Край держится не на правительстве, край держится на главах районов. Это базис, потому что они делают всё на земле. Они — конечные проводники, они и главы поселений. Сегодня приехала с Олинского (муниципальное образование в Нерчинском районе. — Прим. ред.) глава поселения, разговаривать приятно, там по воде надо было помочь.

— Опять к вам приехала?

— Ну разрулили ситуацию. Мне с ней разговаривать было приятно.

— Да с людьми на земле всегда приятно разговаривать, потому что они всегда видят реальность и всегда вынуждены принимать решения, и очень часто умеют это делать. Может быть, этим они и отличаются от многих краевых чиновников.

— Так значит, надо нам оттуда и растить краевых чиновников.

— Что-то пока это не происходит.

— Почему? Есть у нас Немков Серега, министр природных ресурсов, которого я в свое время с Петровск-Забайкальского района привез.

— Просто у нас большинство краевых чиновников топового уровня растится из каких-то других регионов.

— Как понять — топовый уровень? Это кто?

— Вице-премьеры и министры.

— Это топ считается? Это пахари должны быть.

— Но сейчас это так или не так?

— У нас же любой шаг вперед — это результат хорошего пинка под зад. Я бы всех этих наших коллег предупредил, чтоб у них носы не задирались, у них нет никакого топа, у них есть только обязанность делать жизнь в Забайкалье лучше и вкалывать, это самое главное, а про топ пускай пока забудут.

— Выборы на носу у нас в Заксобрание.

— И что, опять всё плохо?

— Ну, не знаю, конечно, плохо, а что хорошего-то? Все молчали 4 года, а теперь вдруг проснулись и начали активничать. Я уж тут безо всякого лизоблюдства могу сказать, что это Гурулев сюда ездил каждый месяц, по региону бегал с журналистами и главами и с главами поселений разговаривал, а всех остальных не слышно было и не видно. А теперь они все проснулись, теперь они все начинают что-то про себя рассказывать. Сейчас у них тут будет праймериз у вашей любимой «Единой России».

— А вы не любите?

— Кого? «Единую Россию»? А мне здесь, на краевом уровне, через кого ее любить?

— Через меня. Я «Единая Россия».

— Невозможно всё любить через одного Гурулева, здесь целая толпа единороссов, которые есть в самых разных органах власти и в парламентах, и так далее. Что-то их не слышно было. А теперь они будут праймериз проводить.

— Можно подумать, остальных было слышно.

— И остальных тоже не было слышно. Я сейчас обращаю внимание, как ЛДПР внезапно стала всех критиковать. Я на это смотрю и думаю: «Ребята, слушайте, а где вы были 4 года? Вы чего это вдруг рот открыли? Откуда это у вас взялось?» Ну да ладно, здесь всё понятно. Как вы оцениваете ситуацию в регионе именно с точки зрения «Единой России» перед выборами? Победит «Единая Россия», есть ли у нее достаточный авторитет для того, чтобы занять большинство мест в краевом парламенте? Достойна ли партия этого?

— Партия достойна. Я не думаю, что всё пройдет сильно гладко и красиво. Но во всяком случае я приложу все усилия, чтобы «Единая Россия» победила, потому что на сегодняшний день я обычно говорю: «Ребята, хорошо, кто-то может где-то недорабатывать. Ну ничего, я где-то воз потяну, "Единая Россия" — это я». Я готов отвечать на все вопросы, я готов принимать решения и готов идти вперед. Понятно, что за всё не схватишься. Но ведь давайте правду говорить.

Я потихонечку остальных так, мягко скажем, подталкиваю к принятию этих решений и к каким-то действиям. И я с «Единой России», и мне это не стыдно. Это партия президента, которая сегодня проводит основные моменты. Причем я вам так скажу, образцом для меня является Андрей Анатольевич Турчак (секретарь генерального совета партии «Единая Россия», первый заместитель председателя Совета Федерации. — Прим. ред.) с его энергией, правдивостью и прямолинейностью.

— Давайте для примера приведем ситуацию в городе Чите, которую вы критикуете очень резко, я согласен, что по делу. Вы, я знаю, продвигаете вполне конкретного человека на должность сити-менеджера, вы признаете проблемы в городе, но городом руководит партия «Единая Россия». У вас был единоросс на посту главы города, у вас был единоросс на посту сити-менеджера. Они довели город до того состояния, в котором вы, единороссы, его критикуете.

— То есть надо было элдэпээровца посадить, которые вчера проснулись.

— Нет, надо было этих людей, которые в вашей партии, заставить работать.

— Согласен. Теперь второй момент. Если эти люди из нашей партии не в состоянии сделать то, что необходимо, значит, они должны с этих должностей уйти, найти ту работу, которая им по силам. Вообще, моя позиция по городу предельно понятна. Вот система управления, которая есть: один — глава, второй — сити-менеджер. Должен быть хозяин в городе, глава города. Всё на этом, ни вправо, ни влево. Он же принимает решения и башкой отвечает.

— Давайте еще раз схему всё-таки проговорим: глава администрации, он же глава города. А гордума пускай там существует сама по себе, но в связке с ним.

— Конечно.

— Он выбирается или назначается?

— Без разницы.

— А вы как хотите?

— Да фиолетово. Какая разница? Если я бы выбирался, я пошел бы на прямые выборы, куда угодно, мне без разницы.

— И победили бы, кстати.

— И победил бы.

— А в текущей ситуации, если не вы?

— Я думаю, что если мы даже пойдем на прямые выборы, то мы Инну Сергеевну Щеглову выберем.

— То есть вы называете фамилию Инны Сергеевны Щегловой?

— Да, я называю фамилию Инны Сергеевны Щегловой.

— Наши «Редколлегии» с вами, кстати, критикуют люди, уехавшие в Литву, не слышали про это?

— Да мне вообще на них глубоко — понимаете, да, материться не хочу здесь. Те, кто уехал в Литву, — это предатели. Мне наплевать, что предатели будут про меня говорить. Мне не наплевать, что будут говорить про меня жители страны, края моего, близкие мои, вот на это мне совершенно не наплевать. А что там они вякают? Если они на меня вякают, значит я всё делаю правильно.