«Мёртвые враги — как манекены, к потере своих — не привыкнуть». Забайкалец в 19 лет стал Героем ДНР

Семён Софронов с детства полюбил военную форму настолько, что в школе у него из-за этого были проблемы — ходил в ней постоянно. Гражданскую одежду сержант Софронов не признаёт и сейчас — после возвращения со специальной военной операции, где находился с 24 февраля 2022 года, с первого дня. Прошёл со своим миномётным расчётом через жестокие бои, получил тяжёлое ранение, стал Героем Донецкой Народной Республики за важное сражение, когда ему было всего 19 лет. Сейчас 21-летний забайкалец ищет себя в мирной жизни, получает высшее образование и занимается общественной деятельностью. В интервью «Чита.Ру» он рассказал, что не считает всех украинцев врагами, обязательно хочет вернуться на Украину, когда кончится СВО, а также о том, можно ли привыкнуть к смерти, находясь «за ленточкой».

— Любовь к автомату Калашникова, к армии и Родине мне привил дедушка. Первый фильм, который я осознанно посмотрел, был «Тихий Дон» (0+). Затем — «Ни шагу назад!» (16+). Тогда я твёрдо решил, что военная служба — моё призвание. Я родился в Краснокаменске, но учился в Забайкальске, где ходил в кружок «Юный друг пограничника» — по выходным, в военной форме и берцах. Но мне запрещали носить такую одежду в будни, а я был против. Много раз меня вызывали к директору, вызывали маму в школу, но поделать ничего не могли. А я ждал окончания девятого класса, чтобы поскорее отправиться в кадетку при школе села Даурия. Но к 2018 году классы там закрыли, и пришлось срочно всё переиграть и отправить документы в кадетские классы Зоргольской средней школы имени Героя Советского Союза Назара Петровича Губина — в Приаргунском районе.

Было уже поздно, поэтому командир — полковник Антонов — долго думал, брать меня или нет. Решился на том условии, чтобы он об этом потом не пожалел. И правда не пожалел — я рисовал в школе портреты Семёна Будённого, Михаила Суворова, портрет Назара Губина нарисовал на стене. Выигрывал конкурсы, получил медаль «За службу Родине с детства», что давало преимущество при поступлении в военные вузы. Нас — выпускников — как раз распределяли в Дальневосточное высшее общевойсковое командное училище либо в Хабаровский пограничный институт. Но я решил поступать в Новосибирский военный институт войск национальной гвардии РФ, потому что только так можно было попасть в отряд специального назначения «Витязь», очень туда хотел.

И поступил. Меня зачислили, уже были билеты на руках, но вдруг неожиданно умер дедушка. По мне это ударило сильно, поехать в Новосибирск я не смог, был подавлен.

— Но желание служить в армии никуда не ушло?

— Да, но уже не офицером. Когда начался осенний призыв, я сам пошёл в военкомат, чтобы меня забрали служить как можно скорее. Достал в военкомате всех так, что они сдались и отправили меня сначала в Антипиху, а там распределили в Песчанку учиться на механика-водителя боевой машины пехоты (БМП), чем я и занимался с ноября 2020 года по март 2021-го, пока в часть не приехал капитан Забруцких. Он заметил меня и позвал служить по контракту в батарею номером миномётного расчета, в Борзе. Я согласился. Там было то, чего не хватало в Песчанке, — стрельбы и меньше уставщины. Мы брали автоматы, миномёт свой и ехали на полигон тренироваться. Потому боевая готовность у нас была на высоте. Так я и служил контрактником.

— Как ты оказался на спецоперации?

— В январе 2022 года случились первые признаки того, что будет что-то нехорошее в Казахстане. Наших ребят отправили туда, должны были и нас, но до этого не дошло. Ребята вернулись, сказали, что там был просто бардак.

А чуть позже мой командир предложил поехать на совместные учения с Белоруссией. Некоторые у нас отказывались, остались в части. А я согласился, было интересно, к тому же очень хотелось увидеть Брестскую крепость — знаковое для нашей истории место. Отправились мы 15 января. С собой из Забайкалья взяли наш 120-миллиметровый миномёт, боеприпасы. Когда в железнодорожном эшелоне ехали, видели, что в TikTok, когда ещё он не был заблокирован, выходят ролики про нас, что якобы что-то надвигается. А мы ехали как раз на границу с Польшей, думали, что у нас с ними, возможно, будет какая-то запалка. Но мы доехали и начали просто заниматься бытовыми вещами, разгружать боеприпасы. Стояли просто на месте и ничего особенного не делали.

Но уже 20 февраля нас в срочном порядке отправили на границу с Украиной, к реке Припять, что рядом с Чернобыльской АЭС. Дали боевую готовность. Мы ещё удивились, не сразу поняли, что произошло. Но нам быстро объяснили. Я своими глазами видел ролик о том, как из Донецка ВСУ-шники похитили нашего российского бойца, распяли его и сожгли. Они сделали это, чтобы мы поняли, что нас ждёт, потому что, наверное, думали, что мы Украину окружаем. Кроме того, мы узнали, что начались миномётные обстрелы по населённым пунктам Снежное, Нижняя Крынка, Макеевка, по Донецку, где работали наши волонтёры. Это видео до сих пор есть, даже у меня сохранилось. Нам объяснили, что это подготовка к украинскому наступлению, поэтому народ Донбасса просит о помощи. Если бы мы туда не зашли, возможно, Донецк уже тогда был бы взят. У Вооружённых сил Украины (ВСУ) были на это все-все шансы. Поэтому утром 24 февраля мы сами начали наступление.

— Как шло наступление? Что тебе особенно запомнилось?

— Мы пошли через Термаховку, Бучу, Бородянку. Наступление очень хорошо у нас продвигалось, прямо колоннами двигались по территории. Никакого сопротивления мы от мирного населения не видели. Кстати, самое интересное было, что людей вообще они не собирались эвакуировать. А у нас был строгий приказ, чтобы никакого мародёрства. Но мы лично заходили в населённые пункты первыми и видели, что там уже стоят разбитые магазины. То есть сами украинцы уже помародёрили.

И второй момент. Так как ВСУ мирных жителей не эвакуировали, мы думали, что они не станут бить по своим же. Но как только мы начали заходить, они начали обстреливать нас с РСЗО (реактивных систем залпового огня. — Прим. ред.). И нас, и местных. С нами был журналист из Белоруссии, он всё это снимал и даже записывал обращения обычных украинцев, которые просили президента Зеленского не бить по ним снарядами.

Наступление наше продлилось до 25 марта — пришёл приказ о прекращении боевых действий. Мы спокойно сложили оружие в ящики и эвакуировались с тех мест. Потом ещё долго наблюдали, что никто не заходил на наши позиции, украинцы просто стояли на месте. Но уже 1 апреля мы узнали, что Украина снова начала полномасштабные боевые действия.

— Почему, как ты думаешь, всё не закончилось ещё тогда?

— Думаю, из-за того, что страны Запада, в частности, Англия, стали поставлять Украине оружие. Мы отдали их территории без боя, но они нас обманули. И мы снова начали заходить, но уже столкнулись с сильнейшим сопротивлением.

Например, мы были в городе Изюм Харьковской области, он ещё был под нашим контролем. И там было очень тяжело, но, что важно, там практически не было украинцев. А воевали наёмники против нас. Мы находили там и шевроны французские, и форму американской дивизии «Кричащие орлы», и даже американские военные билеты. Мексиканцев там оказалось очень много. Было чёткое ощущение, что мы уже воюем с НАТО. Украинцам противостоять до этого было проще.

— Миномётчики, как известно, идут всегда немного позади основных сил, чтобы поддерживать их огнём. Было ли тебе от этого менее страшно? Или близкий бой мог настигнуть и ваше подразделение?

— Расстояние до наступающих войск у нас было максимум 2 километра. Но наш капитан, который сейчас уже полковник, — человек не из робкого десятка, прошёл Чечню. Он специально возил нас по позициям пехоты, чтобы мы видели, как они там живут, и чтобы наблюдали, как ощущаются прилёты от миномёта. Так он хотел исключить огонь по своим, чтобы мы более точно координаты наводили и били исключительно по противнику.

— Вспомни свой первый бой. Когда понял, что всё всерьёз?

— Я этот момент даже запечатлел на видео. Мы колонной подъезжали к Бородянке, когда по нам начали бить из миномёта и крупнокалиберного пулемёта «Корд». Конечно, было страшно, но больше адреналина. Ребята, как увидели, что первая мина прилетела, стали прятаться. А у меня первая мысль была, что это надо заснять. Я ещё в тот момент вдруг вспомнил, как в детстве бегал с деревянным автоматом, который мне сделал дедушка, представлял себя героем фильмов, которые смотрел. Но тут уже всё было по-другому. Очень смешанное чувство.

— Вижу на груди у тебя Золотую Звезду Героя ДНР, раньше вживую такую награду видеть не приходилось. Расскажи, за что ты её получил?

— Это была середина июля 2022 года. В один из дней мы просто отдыхали, пили чай. И вдруг на связь вышел батальон «Сомали» Народной милиции Донецкой Народной Республики. Это легендарное подразделение, которым когда-то руководил Михаил Толстых — позывной «Гиви». Попросили поддержать их огнём, и наш капитан откликнулся. Это было наше добровольное решение. Командир и наш расчёт — три человека — с миномётом выдвинулись на позицию у Марьинки, в пригороде Донецка. Мы вели непрерывный огонь, помогли бойцам батальона захватить улицу Победы и перерезать артерию, идущую на село Михайловка, лишив ВСУ возможности бить реактивными снарядами по столице ДНР. Сейчас Марьинка под нашим контролем.

После боя мы встретились с теми, кому помогли. Они увидели у меня на плече шеврон, который я вышил сам. Там было написано: «ZA Гиви». А мужики такие здоровые, сильные, очень опытные. Рассказали мне, что лично знали Гиви, сражались с ним бок о бок в Донецком аэропорту. Поэтому они решили мне подарить куртку своего бывшего командира, шеврон «Гиви», который принадлежал ему. Я прикрепил его к свитеру. Дали флаг ДНР — ещё тот, 2014 года, а также шеврон «Сомали» — по названию их подразделения. Про куртку сказали, чтобы носил с гордостью. Она сейчас у меня дома, как и флаг, который сначала они, а потом и я пронесли через сражения.

Вскоре пришли наградные листы, в которых было сказано, что нам положены Георгиевские кресты и Золотые звёзды Героев ДНР. Сама медаль в итоге мне пришла в конце 2023 года, когда я уже был в части в Борзе.

— Как долго ты пробыл на СВО?

— До 25 августа 2022 года, пока не получил тяжелое ранение. Произошло это на Угледарском направлении. Украинская диверсионно-разведывательная группа сработала хорошо, заминировав нам запасную позицию. На основной позиции нас начали сильно обстреливать, пришлось срочно уезжать. Мы закинули миномёт в машину, помню, его сильно болтало, поэтому в кузов я не полез. В кабине тоже было всё забито, поэтому я сел за неё, где у «Урала» запасное колесо. Я там уже не первый раз ездил, мне нравилось.

Водитель ещё так сильно гнал, я вцепился в эту машину. И как только мы заехали на запасную позицию, раздался взрыв — сработала противотанковая мина. Взрывной волной меня отбросило от «Урала». Даже не помню, смог ли я потерять сознание. Мой товарищ начал меня тащить на себе, а я удивлялся, почему сам встать не могу. Но в итоге всё-таки встал, и у меня из глаз и ушей пошла кровь. Помню, что не чувствовал руку, будто отлежал её — взрывная волна отбила. Зато почувствовал, что в ноге будто бы застрял осколок, но боли не было. Видел только на ней черные точки, без крови. Осколок, когда летит, он раскалённый, поэтому как бы сразу рану прижигает. Крови нет, если не перебита артерия. Мне повезло. Артерию не задело, но осколок запутался в мышцах, повредив их. Поэтому нога и сейчас немного опухает порой.

Меня сразу же эвакуировали в Донецк, потом в Ростов-на-Дону, а оттуда уже в Борзю. В военной части меня оставили на службе в качестве инструктора. Много раз я пытался вернуться обратно к ребятам, но мне сказали, что по состоянию здоровья я там больше не нужен. И что для меня и здесь найдётся работа. Так и остался в армии. Сначала в Борзе обучал миномётчиков. А сейчас перевели в Каштак, где мы помогаем подготовиться ребятам, которые убывают на СВО. Даём им советы, говорим, что лучше взять с собой. Рассказываем на собственном опыте, как лучше там на передовой подготовить себе блиндаж, сделав его, например, из ящиков из-под мин. Или как лучше выбрать позицию, если слышишь, что дрон близко.

— Чего тебе не хватало больше всего там — на передовой?

— Первое время, наверное, больше хотелось есть, но этот вопрос быстро решился. А вот чего по-настоящему не хватало, так это общения с родными. У меня в Забайкальске мама, отчим. Связывались мы с ними, может, за месяц один-два раза — и то хорошо. А то и вовсе долго не удавалось.

Общения с близкими очень не хватало, но большой плюс, что за время, проведённое там, мы с ребятами сплотились. В прямом смысле слова даже кусок хлеба мы делили на четверых. И сейчас эта сплочённость осталась, в беде друг друга никогда не бросим.

— Но наверняка и терять друзей приходилось?

— Это самое страшное, к этому невозможно привыкнуть — к потерям своих. Вспоминаю, например, как мы заходили в Изюмский район Харьковской области. Мы смотрим, лежат украинские военные. И страха нет никакого. Да, мёртвые, но как манекены, грубо говоря, лежат — и всё. А вот когда по нашим прилетело… Мы сначала услышали взрыв, а потом такой пронизывающий крик. И потом он угасает. Это самое ужасное. До сих пор в памяти, и от этого вздрагиваешь.

Недавно у меня погиб товарищ там. Мы оба ещё тогда, в 2022-м, получили ранения на Угледарском направлении. Он на пять дней раньше меня. Затем он смог вернуться, в третий раз там был. И в итоге его украинцы всё равно застигли, дроном достали. Мне до сих пор его не хватает.

— Возвращение в мирную жизнь тяжело далось? Кроме ранения физического, не появилось ментальных проблем?

— Первое, на что я обратил внимание, вернувшись домой, это на количество людей вокруг. Мне это сильно понравилось. Потому что в том же Изюме военные в основном были, гражданских не видно, все по домам. И ночью пустые улицы, ни одного фонарика не работает. А тут вернулся — всё светится, так непривычно.

Если честно, довольно быстро адаптировался. Конечно, из-за резких громких звуков страх накатывает, до сих пор это осталось — как рефлекс. Но я стараюсь это не показывать. В целом же с психологической частью всё нормально.

Ну и без трости если похожу, нога опухает. Рана беспокоит уже не так сильно, как раньше, но тем не менее.

— У тебя очень необычная трость.

— Да, сначала была обычная — из поликлиники. Но один человек, он просил его имя не называть, заказал для меня эту трость, подарил. Сказал, что я должен ходить именно с такой.

— Ты остался в армии, а чем ещё занимаешься?

— Учусь в ЗабИЖТе на строителя железных дорог. Образование у меня всего 11 классов, два из которых кадетские. Хочется высшее. Когда на службе скажут, что можно выйти с почётом на пенсию, нужно, чтобы была потом работа. Либо в армии останусь, но уже можно будет стать офицером. Не хочу просто дома сидеть и пенсию получать, хочу ещё пользу принести. Учусь очно, успеваю.

— Одногруппники как относятся к тому, что с ними учится ветеран СВО?

— Хорошо относятся, даже гордятся, но я себя не выставляю как-то выше других. Изначально, когда одногруппники узнали, что буду учиться с ними, думали, что от меня будет исходить некая угроза, что я пропитан ненавистью к украинцам. Но они были очень сильно удивлены, потому что я говорю: «Украинцы — это наши братья». Мне отвечают: «Они же по тебе стреляли». Так не все же стреляли. Сколько мы эвакуировали жителей Украины, сколько видели их солдат, которые воюют на нашей стороне. Нас просто Запад столкнул лбами. В чём-то это похоже на Гражданскую войну, когда были красные и белые. Но белые были теми же русскими. Украинцам, а особенно их правительству, просто запудрили голову. А рыба, как известно, начинает гнить с головы.

— На пары тоже ходишь в военной форме?

— Гражданскую одежду я до сих пор не признаю. Со школы осталась привычка. По гражданке, бывает, оденусь иногда, но это очень редко. И то костюм больше такой — похож на военный.

— Видел тебя недавно на региональной отчётно-выборочной конференции Народного фронта в Чите. Что ты там делал?

— Там меня включили в состав штаба Народного фронта в Забайкалье. Мы ещё до этого взаимодействовали. Я участвовал в мероприятиях, рассказывал о том, через что прошёл. Показывал ролики, которые смонтировал сам. Меня заметили и пригласили заниматься общественной деятельностью. Ответил: «Без проблем, всё ради победы!» Время свободное всегда найдется. Лучше, чем дома сидеть, помогу здесь ребятам, чем смогу.

К тому же мы там поддержку Народного фронта очень хорошо чувствовали, от обычных людей через них идёт большая помощь. В том числе приходят даже гладкоствольные ружья — двустволки, помповые. Это отличное средство борьбы с дронами. Представьте, что в небе стая уток летит. С автомата по ним очень сложно попасть. А с помпового ружья два раза по беспилотнику бахнул, и всё. Никто еще не промазал, у нас все ребята попадали. Помощь волонтёров, в том числе такая, многим военнослужащим сберегла жизни.

— Как думаешь, когда закончится спецоперация?

— Надеюсь, что уже в этом году. Думаю, если вновь избранный президент США Дональд Трамп всё-таки прекратит снабжение Украины оружием, не будет денег для них, то и наёмников не будет, не будет снаряжения, всё закончится.

Я же, когда СВО завершится, хотел бы съездить в Донецк — отдохнуть там, снова побывать на Саур-Могиле, где есть памятники Владимиру Жоге (Воха), Гиви и Мотороле. Хочу побывать в Киеве — места там красивые. Посетить Харьков, потому что ещё со школы знаю славную историю этого города. Дай бог, закончится СВО, будет мир. И поеду. Обязательно поеду.